..»
В другом рассказе Рубакина мастеровой (рабочий) в поезде дает свое определение отечеству: «Отечество есть доброе для своих граждан общество, на точном основании справедливых законов управляемое».
Несмотря на лишения и на войну, Рубакин продолжал свою работу по составлению книжек и по подготовке нового издания «Среди книг». Так же, как и раньше, время от времени у него собирались близкие знакомые из числа эмигрантов и устраивались музыкальные вечера, на которых организовывались настоящие концерты. Людмила Александровна играла на рояле преимущественно классиков – Бетховена, Баха, Шопена, Листа, Шумана, а партию скрипки исполняла мадам Швоб, француженка, соседка Рубакиных по дому в Кларане.
У отца появились новые сотрудники, которых я не знал, так как за все время войны я не мог к нему приехать – у меня не было швейцарской визы, а по фантазии моего отца раньше я жил в Швейцарии по фальшивому паспорту какого-то польского купца Гуцмана из немцев, хотя и мой возраст и мое положение плохо увязывались с этим паспортом.
Весть о революции в России до глубины души потрясла Рубакина. Дочь работавшего тогда с Рубакиным Феликса Кона, Елена Феликсовна рассказывает, что в начале весны 1917 года, вечером она находилась в библиотеке, когда в момент захода солнца она и все присутствующие с нею услышали из кабинета Николая Александровича его полузадушенный голос: «Все ко мне!» «Мы, – рассказывает она, – кинулись, не зная, что подумать. Лежа в кресле, прерывающимся от волнения голосом он сообщил нам, что из Лозанны ему позвонили по телефону о революции в России, об отречении Николая Романова, о том, что народ вышел на улицы, создано Временное правительство».
С необыкновенным вниманием, восторгом и порою огорчением Рубакин следил за развитием революции в России. Он написал о ней целый ряд статей в швейцарских и французских журналах и газетах, выпустил отдельными брошюрками. Участились и его беседы с Роменом Ролланом, который хотя и приветствовал революцию, но плохо понимал ее социальную сущность и видел в ней только «освобождение духа».
В своем письме А.М.Горькому по поводу празднования первой годовщины Октябрьской революции 1 ноября 1918 года Рубакин писал: «Я приветствую нашу милую, дорогую, близкую и далекую социалистическую республиканскую Россию, осуществляющую мечту моей жизни. Привет русскому трудящемуся классу. Сердцем я всегда у вас, с вами, хотя работаю за тысячу верст от вас – не по моей вине, но всегда и прежде всего для России... Услышьте же мой далекий крик: да здравствует первая на земном шаре, до сих пор еще невиданная великая федерация социалистических республик!»
* * *
Как отмечает в своем очерке о библиотеках Рубакина Е.Н.Арефьева: «После Октябрьской революции библиотека Н.А.Рубакина стала своеобразным культурным представительством Советской России в Европе». Между Швейцарией и СССР вплоть до второй мировой войны не было дипломатических отношений. Представлять СССР в Швейцарии было некому. Неофициально многими вопросами, интересующими Советский Союз в Швейцарии, занимался живший в Берне доктор С.Ю.Багоцкий, бывший политкаторжанин, близко связанный с Лениным, когда тот жил в Поронине, в австрийской Польше. Но Багоцкий был представителем Советского Красного Креста, и ему самому приходилось отстаивать свое положение, так как и швейцарские власти и Международный Красный Крест, в котором засели махровые реакционеры, относились к Багоцкому подозрительно, враждебно, хотя все-таки часто были вынуждены с ним считаться. Как известно, именно в Международном Комитете Красного Креста работал некий Лодыжников, один из организаторов убийства В.В.Воровского.
В 1919 году Рубакин по приглашению Чехословацкого библиографического общества поехал в Чехословакию и там сделал доклад на съезде. Но швейцарские власти не хотели ему давать обратной визы на въезд в Швейцарию. Рубакин просидел три месяца в Берлине в ожидании разрешения вернуться в Швейцарию, которое ему наконец исхлопотали его швейцарские друзья.
С тех пор он почти не выезжал из Швейцарии, если не считать его поездки в Париж, где он пробыл у меня довольно короткое время.
После Великой Октябрьской революции почти вся русская политэмиграция вернулась в Россию. Все меньше и меньше русских оставалось в Швейцарии, но зато у отца появились новые знакомые и новые друзья в среде швейцарцев. Нужно было прожить свыше двух десятков лет в Швейцарии, чтобы завести друзей среди швейцарцев – настолько швейцарская среда, по существу, была непроницаема для иностранцев.
Эти новые знакомства произошли не сразу. Они начались со знакомств со швейцарцами, жившими рядом с моим отцом. В том же доме, что и он, проживала одна француженка – скрипачка мадам Швоб, муж которой был швейцарцем – не то коммерсантом, не то мелким служащим. Между нею и Людмилой Александровной завязалось на почве музыки знакомство, вскоре перешедшее в настоящую дружбу. Мадам Швоб была типичная француженка, «дитя Парижа», беззаботная, веселая, остроумная, но она была тяжело больна туберкулезом, и ее дни были сочтены. Это не мешало ей весело смеяться, любить жизнь, музыку, развлечения. Правда, она была в той стадии болезни, когда у туберкулезных больных развивается эйфория – они не сознают тяжести своего состояния, довольны жизнью, радуются ей. Вместе с Людмилой Александровной она устраивала дуэты – рояль и скрипка. Концерты получались замечательные, и на них приходили все наши знакомые.
Постепенно Рубакин завел и многочисленные знакомства среди швейцарских ученых, учителей, профессоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72