Если бы она об этом узнала, то наверняка забеспокоилась бы - ведь миссис Тернер по-своему любила девушку и желала ей добра. Вот почему Эмма предпочитала не особенно делиться с ней и этой стороной своей жизни и больше помалкивать.
Кухарка была женщиной не лишенной проницательности и присущего йоркширцам здравого смысла, однако, особым умом или тонкостью похвастаться она не могла - Эмминого характера, во всяком случае, она совсем не понимала. Не было у нее и воображения, чтобы понять, что девушка, по существу, впервые проявляет задатки того организаторского таланта, которому впоследствии суждено стать одной из самых сильных ее сторон. Или догадаться, что пунктуальность, упорство и неослабевающая энергия - те самые ростки железной самодисциплины и движущего ею честолюбия, которые в будущем разовьются до поистине грандиозных размеров и станут основой ее грядущих успехов.
На самом деле Эмма и сама, конечно же, в это время тоже не понимала всего, чему суждено было в ней развиться. Будущее представлялось ей чем-то весьма туманным, и думала она разве что только о событиях прошедших нескольких месяцев. Те далекие уже сейчас дни, подумала она со вздохом, разжигая огонь в камине, были не слишком хорошими, но сейчас они уже миновали. Лицо Эммы заметно оживилось. Насколько же сейчас все в ее жизни стало лучше. Разработанное ею расписание успешно выполнялось и во многом облегчало ее существование. Миссис Уэйнрайт сдержала слово и наняла еще одну девушку из местных, Энни Стед, которую Эмма терпеливо, но иногда все же выходя из себя, обучала премудростям работы горничной. Круг Эмминых обязанностей по дому вращался по строго заведенному распорядку без всяких срывов, что иногда казалось ей просто чудом, о котором можно только молиться, чтобы оно продолжалось. Кроме того, что было весьма кстати, миссис Уэйнрайт повысила Эмме жалованье на два шиллинга в неделю. Для ее семьи это было желанной новостью.
... Эмма подняла большое полено и, держа его щипцами, сунула поглубже в камин: огонь там весело горел, и от его жара Эммино лицо раскраснелось. Поднявшись с колен, она одернула передник, подправила кокетливый чепчик и разгладила пальцами манжеты: с тех пор, как Блэки сказал ей, какая она красотка и что второй такой он не видел в графстве Йоркшир, она неустанно следила за своей внешностью. Оглянувшись вокруг, Эмма нахмурилась. Гроза за окном кончилась так же внезапно, как и началась, но небо все еще было затянуто тучами, и комнату наполняли мрачные тени.
- Как же здесь всегда темно! - произнесла Эмма, зажигая лампы на четырех лакированных китайских столиках, расставленных по обеим сторонам камина.
В гостиной сразу же стало теплее и уютнее, исчезла унылая холодность, во многом объяснявшаяся преобладанием голубых тонов.
Отступив, Эмма стала рассматривать каминную полку, слегка склонив голову набок и задумчиво созерцая стоявшие на мраморе камина предметы. Там была пара великолепных серебряных подсвечников георгианских времен с белыми высокими свечами, фарфоровые часы искусной работы, покоившиеся в передних лапах двух стоящих львов - каждые полчаса часы издавали колокольный звон - и дрезденские статуэтки английского дворянина и его супруги в старинных одеяниях. Эмма переставила все эти предметы на свой страх и риск, руководствуясь только своим вкусом, как она уже поступала со многими другими, находившимися в комнате вещами. Иногда ее так и тянуло спрятать половину этих безделушек в комодах и ящиках гостиной, но заходить столь далеко она все же не осмеливалась. Случалось, она с удивлением спрашивала самое себя: откуда у нее берется смелость делать все это без разрешения? Конечно, миссис Фарли вряд ли заметит перестановку, да и никто другой не увидит - слишком уж много всякой всячины понаставлено в этой гостиной.
Она все еще рассматривала каминную полку, поздравляя себя с удачным расположением всего, что там находилось, когда ее внимание привлек легкий шорох. Быстро обернувшись, она увидела, что в дверях смежной с гостиной спальни стоит Адель Фарли.
- О, миссис Фарли! Доброе утро, мэм, - произнесла Эмма, приседая в реверансе. Хотя сквайр уже давно просил не делать реверансов, потому что его это раздражает, она все же считала это своим долгом при встречах с хозяйкой и миссис Уэйнрайт.
Адель кивнула и слабо улыбнулась. Эмме показалось, что она покачивается и вот-вот упадет, как будто ее госпожа больна: чтобы обрести равновесие, миссис Фарли вцепилась в косяк двери. Глаза ее были закрыты.
- Как вы себя чувствуете, миссис Фарли? С вами все в порядке? Вам не плохо? - участливо спросила Эмма, беря госпожу за руку.
Адель открыла глаза:
- Это была минутная слабость, но сейчас все прошло. Просто я плохо спала ночью.
Эмма прищурилась, чтобы лучше рассмотреть миссис Фарли. Та выглядела бледнее обычного; ее волосы, всегда так прекрасно уложенные, растрепаны, а сама она выглядит на редкость неряшливо, что также показалось Эмме весьма странным. К тому же веки ее набрякли и покраснели.
- Идите лучше к огню и согрейтесь, мэм, - произнесла Эмма сочувственно, - и попейте горячего чаю.
Эмма, твердо поддерживая Адель, помогла ей кое-как добрести до камина. Адель качалась из стороны в сторону и тяжело опиралась на Эммину руку. Вместе с нею в комнату ворвалось целое облако жасминового аромата, от которого у Эммы на мгновение закружилась голова; серебристый халат Адель волочился по полу.
Усадив миссис Фарли на ее любимый стул, Эмма встревоженно оглядела хозяйку и произнесла как можно бодрее:
- Я сделала вам на завтрак яичницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166