Она села, Чарли остался на ногах, прошел через всю комнату к окну и устремил взгляд вдаль. Руки он сложил за спиной и сцепил пальцы.
– С тех пор как ты заставила меня вспомнить все, двери тайников памяти словно распахнулись разом, Клодия, – заговорил он. – Я вспомнил не только события, забыть которые было сравнительно легко, но и чувства, расстаться с которыми почти невозможно. Их можно лишь оттеснить в дальний угол памяти. На прошлой неделе я только и делал, что вспоминал, как несчастен был после расставания с тобой, как не решался приехать, посмотреть тебе в глаза и объяснить, что вынужден жениться на другой. Ты же понимаешь, у меня не было выбора. Мне пришлось жениться…
– На особе, равной тебе по положению, – перебила его Клодия. – На той, низкого происхождения и дурных манер которой ты не будешь стыдиться.
Он обернулся.
– Нет, не так, – возразил он. – По отношению к тебе подобные мысли мне и в голову не приходили.
– Да неужели? Значит, кто-то подделал твой почерк и написал за тебя последнее письмо ко мне?
– Ничего подобного я не писал, – настаивал Чарли.
– В письме ты сожалел о том, что так обошелся со мной, но добавлял, что тебе вообще не следовало жить со мной и папой, зная, что когда-нибудь ты можешь унаследовать герцогский титул. Тебе требовались дом и воспитание, более подходящие твоему положению в обществе. В сущности, теперь тебе неловко перед людьми своего круга за все годы, которые ты прожил у нас. Я должна понять, почему ты считаешь необходимым раз и навсегда порвать со мной. Теперь ты герцог. Тебе не пристало поддерживать слишком близкие отношения с людьми, которые настолько ниже тебя по положению. Ты женишься на леди Моне Честертон, полностью соответствующей твоим представлениям о герцогине и твоей жене.
– Клодия! – В ужасе он побледнел. – Этого я не писал!
– Если не ты, то кто? Потерять любимого человека – худшее, что может случиться в жизни, Чарли. Особенно если теряешь его потому, что тебя отвергли, сочли недостойной и заслуживающей презрения, просто не парой… Мне понадобились годы, чтобы вернуть уверенность и уважение к себе. И собрать воедино осколки разбитого сердца. Неужели ты не заметил, что я вовсе не обрадовалась, встретив тебя в Лондоне несколько недель назад?
– Клодия! – В волнении он пригладил редеющие волосы. – Боже мой! Я, должно быть, просто растерялся…
Она не поверила ему ни на секунду. Вероятнее другое: герцогский титул вскружил ему голову. Чарли стал надменным и чванливым, а она и не подозревала, что он на такое способен.
Он опустился на стул возле окна, не сводя с нее глаз.
– Прости меня, – выговорил он. – Господи, Клодия, прости! Я и забыл, каким был болваном. Но ведь ты выстояла. Ты прекрасно перенесла удар.
– Вот как?
– Ты доказала, что я не ошибся, у тебя и вправду есть сила и характер, – продолжал Чарли. – Я поплатился за свои грехи уже дважды: первый раз – когда меня, пятилетнего, вырвали из привычной среды, и второй – когда в восемнадцать лет мне пришлось жить в совершенно чуждом мне обществе. Но я не понимаю, почему бы нам сейчас не вернуться к тому, на чем мы остановились в наши восемнадцать и семнадцать лет. Что нам может помешать?
О чем это он? К чему он предлагает вернуться?
– У меня своя жизнь, – напомнила она, – и долг перед другими людьми. У меня есть школа. А у тебя свои обязанности, которые не может исполнить никто, кроме тебя, – к примеру, перед твоим сыном.
– Непреодолимых препятствий не бывает, – возразил Чарли. – Клодия, мы не виделись восемнадцать лет, половину моей жизни. Неужели и остаток наших дней мы проживем в разлуке только потому, что у тебя есть школа, а у меня – сын, который, кстати, уже почти взрослый? Или ты наконец выйдешь за меня?
Вспоминая эту минуту, Клодия подозревала, что у нее от неожиданности открылся рот.
Если бы она предвидела такой оборот, если бы только поверила Элинор, она могла бы подготовиться заранее. Вместо того чтобы глупо таращиться на Чарли и молчать, словно набрав в рот воды.
Он прошел через комнату, остановился перед Клодией и взял ее за руки.
– Вспомни все, что нас связывает, Клодия, – заговорил он. – Вспомни, как мы любили друг друга и не боялись всепоглощающей страсти, свойственной юности. Вспомни нашу любовь на том холме – поверь, больше я ни разу в жизни не предавался такой любви. Позади у нас долгие и унылые годы, но еще не все потеряно. Стань моей женой, любимая, и я постараюсь загладить свою вину, искупить и то письмо, и восемнадцать пустых лет твоей жизни.
– Моя жизнь не была пустой, Чарли, – возразила она, хотя помнила, чего ей недоставало все эти годы.
Он заглянул в ее глаза.
– Скажи, что не любила меня. Скажи, что не любишь.
– Любила. – Клодия закрыла глаза. – Ты же знаешь, что любила.
– И любишь по-прежнему.
Она пришла в смятение, разом вспомнив и давнюю любовь, и близость, которой она увенчалась, и тоску долгой разлуки, и ее жестокий, неожиданный финал. Невозможно повернуть время вспять, забыть, что даже в юности Чарли был способен уничтожить человека, которого, по его словам, он любил больше жизни.
И кроме того, он опоздал.
Он не тот, кто ей нужен.
– Чарли, – через силу вымолвила она, – за восемнадцать лет мы оба изменились. Мы стали другими.
– Да, – согласился он, – я лысею, ты уже не девушка, а женщина. Но в глубине души мы все те же, кем были и будем всегда – разве нет? Ты так и не вышла замуж, хотя еще до моего отъезда не знала отбою от поклонников. Это о многом говорит. Да и я признался тебе, что никогда не был счастлив с Моной, хотя редко изменял ей.
Редко? Ну и ну, Чарли!
– Я не могу выйти за тебя, – придвинувшись ближе, объяснила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105