Никто не работал по крайней мере полдня, так что сходы созывали бы куда чаще, не требуйся для этого петиция с подписями двадцати пяти процентов избирателей.
За помостом для выступлений – на нем стоял короб для голосования по грудь высотой – над кострами медленно вертелись шесть овечьих туш. Повара-добровольцы крутили вертела, поливали туши вином и маслом, срезали зажаренные куски, заворачивали их в свежие лепешки и раздавали готовые сандвичи.
Кто-то успел уже откупорить бутылки с виски и бочонки с пивом. Карл с удовлетворением отметил, что ни Инженеров, ни воинов не было среди тех, кто наполнял кружки жидким огнем.
Отлично. Пусть Объединители напиваются. Кто отключится – не сможет голосовать.
Как многие демократические собрания, Сход Приюта был в своем роде зверинцем. В защиту демократии можно сказать немало хороших слов, но опрятность в число ее достоинств не входит. За исключением часовых и нескольких фермеров, слишком занятых на своих полях, на Сход явились все избиратели – и большая часть остальных жителей.
Карл повернулся к гному.
– Кто-нибудь ведет свою игру? – Он похлопал по кошелю справа у пояса; все на месте – отлично.
Ахира покачал головой:
– Не могу сказать. А у меня ушки на макушке – насчет перешептываний по углам. Я все ж таки еще мэр. До заката по крайней мере.
Закон Приюта о выборах был ясен: «Никто не должен подвергаться давлению, а равно и подкупу, под угрозой штрафа, конфискации имущества либо иного наказания, налагаемого мэром в зависимости от оказанного воздействия».
Это касалось как избирателей, так и не голосующих. Было очень важно дать тем, кто не голосует, почувствовать вкус демократии. Возможность решать собственную судьбу быстро перевешивает заботу об урожае. Главной бедой издольщины на Той Стороне был вовсе не наемный труд сам по себе, не работа на кого-то за кусок хлеба, угол и часть урожая; порок был в том, что это очень быстро превращалось в долговое рабство.
Здесь лекарство от этого сыскалось – и быстро: уверенность в том, что плодородной земли больше, чем рук, способных обработать ее. Пусть лучше землевладельцы платят за труд, чем рабочие бьются друг с другом из-за работы.
– Все должно быть честно – если дела пойдут, как мы ждем. – Ахира впился зубами в сандвич. – Хотя по крайней мере один вызов нам бросят.
– Да?
– Видишь того паренька подле поваров?
Карл взглянул, куда показывал Ахира. Там мальчонка лет двенадцати, оборванный и грязный, с волчьей прожорливостью поглощал сандвич за сандвичем.
– Новичок? Какого черта, куда смотрят кладовщики?
– Он не новичок. Можешь не верить, но у него уже есть право голоса. Он здесь уже месяца три. Привел его Авенир; тебя тогда не было. Как бишь его… Петерс?.. Нет, Петрос – его зовут Петрос. Упертый парень. Работать на кого-то и копить себе же на будущее – не по нему; уболтал Станиша, тот выдал ему кое-какой старый инвентарь и выделил место под поле – в предгорьях, позади и чуть выше Инженерной Деревни. Не знаю, на что он живет, понятия не имею, как он сумел расчистить делянку без древесного ножа – но он это сделал. Потом… – Гном откусил еще кусок. – Потом он походил за телегой с семенами и пособирал то, что с нее просыпалось, – по крайней мере так говорит он. На мой взгляд – он просто спер пару фунтов семян, но поди попробуй это доказать.
– Не стоит и пробовать. – Кража пары фунтов семян мало заботила Карла; а вот двенадцатилетней парнишка, будто только что из голодной провинции – заботил. – Он что – один обрабатывает полномерное поле?
– Угу. Самое тощее из всех, какие я видел. Хорошо, если на нем родится хотя бы один кукурузный стебель на метр. Остальное – сорняки. Спит в землянке. Когда я в последний раз там был – взглянул на его хозяйство: корявый самодельный лук, стрелы да обожженное в костре копье. Думаю, кормится травами и кроликами. В том районе один горный лев точно есть, если не больше. Дело кончится тем, что одним прекрасным утром парень проснется у него в брюхе. А жаль.
– Плохо. – Карл покачал головой. – Думаешь, кто-нибудь попытается оспорить его право избирать?
Ахира кивнул:
– Он говорит – ему пятнадцать, но в это никто не верит. Я считаю – его место в школе, но кто возьмется ему это втолковать? Ты?
– И не подумаю. Прости – надо кое с кем встретиться. Позаниматься политикой.
Сквозь окружающую поваров толпу Карл пробился к мальчику. Особого труда это не составило: рядом с Петросом, особенно с подветренной стороны, не пожелал бы стоять никто.
– Привет, – сказал он.
Глаза паренька округлились.
– Ты тот, кто я думаю?
Карл протянул руку.
– Карл Куллинан.
Глаза Петроса забегали.
– Т’рар амали. – Карл улыбнулся. – Я просто хотел пожать тебе руку. Без подвоха.
Мальчик протянул руку. Карл на мгновение сжал ее и выпустил, подавив желание отереть ладонь о тунику.
– У меня к тебе предложение.
Петрос замотал головой:
– Я не стану пахать ни на кого. Мое поле – оно мое, и мой голос принадлежит мне. Помощь мне не нужна.
Тогда почему ты так похож на умирающего с голоду, малыш? И говорил ли тебе кто-нибудь, что значит мыться? Но вслух Карл этого не сказал. Бывший раб двенадцати лет от роду с такой гордостью, с таким упорством был истинным сокровищем. Фокус был в том, чтобы дать этому бесценному сокровищу возможность выжить, не задев его гордость.
– Тебе, может, и не нужна, зато нужна мне – твоя. И не в землепашестве. Знаешь Негеру?
– Кузнеца? Конечно. И что?
– Пройдемся. – Прихватив несколько сандвичей, Карл увлек паренька подальше от толпы.
Тот пожал плечами, но следом пошел.
– С Негерой трудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85