– Только не дыши мне в затылок, хорошо? Он нюхал твой запах и опознает тебя.
– Ты хочешь сказать, что я засветился?
Ториан Торсен покачал головой.
– Не совсем. Но ты, как ты выразился, засветишься, если будешь держаться слишком близко ко мне. Он опережает нас на несколько шагов. Прошлой ночью он выжидал и просто наблюдал – возможно, в волчьем обличье, когда все чувства обострены. Он ползал на брюхе, принюхиваясь к зимнему ветру, и теперь способен опознать любого из тех, кто проходил вчера вечером недалеко от Торри. Если он учует тот же запах, он узнает его. Если он уловит твой запах рядом со мной, он узнает тебя.
Останется лишь вывести меня из игры, и тогда ничто не помешает ему броситься на Ториана.
Сыну даже не обязательно убивать Джеффа, хотя это вполне в его силах. Просто отвлечь на мгновение, и все будет кончено: ведь на стороне оборотня преимущество внезапности.
Ториан Торсен кивнул:
– Тебе надо держаться на расстоянии, достаточно далеко, чтобы он не смог тебя учуять и увидеть, не смог узнать…
– А вдруг, – перебил Джефф, – настоящее запястье – это я, а не ты?
Сын боялся Ториана Торсена – но скорее как стратег, нежели как боец. Торсен не стар и не молод, ноги у него как пружины, глаз острый как у ястреба – но, возможно, Сын догадался, что настоящей угрозой является тот, кто прикрывает тыл Ториана, а не сам Ториан.
Как можно играть в шахматы с тем, кто видит на два хода дальше тебя?
То есть играть, конечно, можно… Но проиграешь. И с разгромным счетом.
Торсен, не глядя на Джеффа, скормил псу еще одну галету.
– Я-то все гадал, скажешь ты это или нет.

Глава 17
Отпрыск

Коридор освещался через пробитое во внешней стене круглое отверстие, словно затянутое инеем – забранное чем-то похожим на кварц. Сочившийся оттуда бледный свет забивали парные фонари, горевшие на дальней стене.
Камера, последняя из шести в коридоре, была все еще заперта на латунный висячий замок – Йен подумал, что даже он сумел бы открыть его отмычкой, – и на длинный узкий каменный брус, который, упираясь в основание двери, мешал ее распахнуть.
Простой механизм, если это вообще можно назвать механизмом. Однако приняв во внимание, что вам не разбить брус, пришлось бы его поднять и сдвинуть, а брус удерживался на месте латунным костылем, проходившим сквозь отверстие в плите в соответствующее гнездо в стене. Ни человек, ни вестри на такое не способны.
– Вы ведь еще не открывали камеру, я правильно понял? – спросил Йен охранника.
Фоливан дель Фоливан – должность тюремщика явно передавалась по наследству – был малосимпатичным толстяком, однако довольно загорелым. Откуда следовало, что он не так уж много времени проводит на службе. На эту же мысль наводил толстый слой пыли на полу и на каменных скамьях-ложах в пяти других камерах. Так что, судя по всему, работа тюремщика была наследственной синекурой.
И понятно. Дуэль, пусть даже обставленная всякого рода ритуалами, – не самый лучший способ разрешения споров, но по крайней мере поединок все же разрешает споры, и дуэлянты, если не гибнут, все же остаются на свободе.
Фоливан дель Фоливан бросил на Йена взгляд, в котором явственно читалось: «Да кто ты такой, черт тебя дери, чтобы допрашивать меня?» – однако Дариен дель Дариен шевельнул пальцем, и тюремщик покачала головой.
– Нет, – сказал он, – не открывал.
С тем же успехом он мог сказать: «Нет – я что, законченный идиот?»
Йен понял, что клаффварер – буквально «хранитель ключей»; а выражаясь менее официально – дворецкий, – в Старой Крепости имеет больше влияния, нежели клаффварер в Доме Огня.
Но почему вдруг все уставились на него?
Первым на него поглядел Осия…
…и это все объясняет. Осия смотрел на Йена как на старшего, и Йен – вероятно, бессознательно – повел себя соответственно ожиданиям Древнего. Дариен дель Дариен решил, что стоит – или выгодно – подыграть Древнему, и даже Бранден дель Бранден и Херольф, которые оба, казалось, привыкли к тому, что в мужской компании их держали за главных – хотя и, надо думать, по разным причинам, – последовали примеру клаффварера и Осии.
Взгляд Фоливана дель Фоливана обежал всех и вернулся к Йену.
– Хотите, чтобы я открыл камеру? – осведомился он, пристально глядя в пространство точно посередине между Дариеном дель Дариеном и Йеном.
Дариен дель Дариен спокойно посмотрел на Йена:
– Что думаете, Йен Серебряный Камень?
Что я думаю? Что хорошо, если бы это была ваша проблема, а не моя. Валин, очевидно, сбежал, чем Йен был доволен. Единственный вопрос: как он ухитрился это сделать? Впрочем, Йен в общих чертах представлял себе ответ.
Если он прав, то Валин уже далеко и вне опасности. Так что в данных обстоятельствах помощь обитателям Города подпадала под статью «Поддержание дружественных отношений во время зарубежного визита», а не «Обман тюремщиков».
– Думаю, цверг удрал. – Очень на это надеюсь. – Херольф, – продолжал Йен, – ты чуешь его?
Сын зарычал:
– Да кто ты такой, чтобы задавать мне вопросы, ты, приятель Ториана Изменника?
– Действительно! – Бранден дель Бранден ухмыльнулся. Он вроде бы несколько расслабился, узнав о побеге Валина. Вероятно, ему не улыбалась мысль пыткой добывать информацию из цверга. – Ты совершенно прав, Херольф. Йен Серебряный Камень здесь никто, и его предложения оскорбительны. Фоливан дель Фоливан, отоприте дверь, чтобы мы смогли ее открыть. И если – я говорю «если» – вестри все еще в камере и воспользуется этой возможностью, чтобы бежать, – что ж, какое Херольфу до этого дело?
– Пфе. – Херольф раздвинул губы, но в улыбке этой не было ни теплоты, ни дружелюбия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92