За улицей Эмерсона шла Фремонт, Хеннепин и Холмса – горожане почему-то не способны придерживаться простых правил. Дальше Ирвинга и, наконец, Джеймса, на которой жил Билли Ольсон.
Дом явно построили в начале столетия, теперь такие не строят. Некогда в нем, наверное, водились слуги – когда у людей еще имелись слуги. Теперь его разделили на четыре квартиры. Бросив взгляд на боковую стену, Джефф увидел четыре счетчика электричества, и первое впечатление подтвердилось четырьмя звонками у массивной парадной двери.
Около нее висели два от руки написанных объявления. Большой, ламинированный, чтобы защитить от непогоды, лист гласил: «Все доставки в фойе через боковую дверь». Второй, поменьше, был заткнут за третий звонок: «Билли звонить один раз, Вильяму – два».
Другие имена около звонков были незнакомы Джеффу, поэтому он нажал на третью кнопку и подождал.
Ничего.
– Ну, – сказала Мэгги, – от того, что мы стоим здесь, теплее не становится. Почему бы тебе не оставить твоему другу записку?
– У меня нет карандаша или ручки, – соврал он.
Джефф тут же сделал мысленную пометку не врать Мэгги по-глупому, поскольку она сразу достала ручку и теперь копалась в кармане куртки в поисках бумаги. Возможно, пора сказать правду.
– Нет. Я… не хочу оставлять записку, лучше зайду попозже. – Он повернулся и начал спускаться по ступенькам, стараясь не обращать внимания на две ледяные точки – глаза Мэгги.
Джефф попытался, а большего от него и не требовалось. Если хотя бы чуть-чуть повезет…
Но ему не повезло. Только они прошли по тротуару буквально дюжину футов, как дверь позади них распахнулась. Джефф прямо-таки почувствовал тепло, вырвавшееся из нее вместе с домашним ароматом свежеиспеченного хлеба.
– Джефф! – раздался знакомый голос. – Джефф Бьерке! Я бы узнал эту голову-пулю где угодно!
Джефф обернулся. В дверях, махая ему рукой, стоял Билли Ольсон.
Ольсоны были широки в кости, имели квадратные челюсти и короткие пальцы, но Билли представлял собой исключение. Он был так же высок, как и его братья – на голову выше матери и отца, – но изящный и худой, с длинными, тонкими пальцами и острым подбородком, покрытым реденькой бородкой.
Парень улыбался вопросительно и даже слегка испуганно, однако вышел из двери, спустился по ступенькам и пошел к ним прямо как был – в джинсах, невозможно белой рубашке и официантском фартуке.
– Джефф… – Билли остановился, не дойдя до них. Хорошо хоть говорит не с придыханием и ходит по скользкому тротуару без жеманства. – Я тебя сто лет не видел.
– Правда? – Мэгги бросила на Джеффа понимающий взгляд, повернулась к нему спиной и протянула руку. – Я Мэгги Кристенсен.
– А, – сказал Билли, улыбаясь и беря ее руку в свои. Говори что хочешь про Билли, но улыбается он на удивление тепло. – Все еще встречаешься с Торри?
– Да, но как…
Он похлопал ее по руке.
– Я редко бываю дома, но отец пишет мне каждую неделю, да и мама нередко звонит – всего на пять минуток, говорит она обычно, всего на пять минуток, – и мы остаток дня висим на телефоне. – Тут Билли поежился, весьма театрально. Он все делал театрально. – Слишком холодно, чтобы стоять и болтать. Заходите, пожалуйста.
Бросив пренебрежительный взгляд на Джеффа, Мэгги взяла Билла за руку, и у Джеффа не осталось выбора, кроме как последовать за ними в дом.
Квартира Билли располагалась на первом этаже, и коврик перед дверью гласил: «Mi casa su casa» Мой дом – твой дом (исп.)

.
Квартира, как и ожидал Джефф, оказалась безупречно чистой: на сером ковре следы пылесоса, словно убирались только что, и хотя воздух полнился аппетитным запахом свежевыпеченного хлеба, на рабочем столе в кухне не было ни следа муки.
Билли указал гостям, куда сесть, и поспешил на кухню.
– Кофе, чай или… – Ну зачем он сделал многозначительную паузу? – Горячее какао?
– Какао, – немедленно ответила Мэгги. – Просто чудесно. Мы оба за какао. – Она расстегнула куртку и взглядом призвала Джеффа к тому же.
Стены были покрашены той хитрой краской, которая как бы образует некий узор, что позволяет скрывать пятна не хуже, чем обои. Лампы на потолке проливали мягкий желтый свет на бродвейские афиши и на двухместный красный кожаный диванчик, возле которого стоял столик.
– Тебе с джемом, взбитыми сливками или просто так? – донеслось из кухни.
– Пожалуйста, с джемом, – крикнула Мэгги, откидываясь на спинку и наслаждаясь неловкостью Джеффа.
Дело в том, что Билл Ольсон всегда заставлял его чувствовать себя неловко. Джефф был более чем счастлив, когда Билли уехал в город учиться да там и остался.
Не то чтобы Джефф имел что-то против гомосексуалистов; просто в их обществе ему становилось неловко. Об этом он обычно не говорил – док Шерв и другие старшие немедленно и со всей вежливостью объяснили бы ему, что гомосексуалисты тоже люди. Впрочем, их объяснения Джеффу не помогали.
Имеет же он право на личные чувства? А около гомосексуалистов он смущался.
Да, около негров тоже чувствуешь себя странно, но по крайней мере ты сразу понимаешь, что это негры. Ты не моешься в душе спортзала рядом с ними годами, прежде чем узнать, что они негры. И если евреи обычно умнее тебя, большинство из них не кичатся этим… Черт побери, Йен Сильверстейн так просто классный парень, когда сойдешься с ним поближе.
– Где-то я тебя видел, Мэгги, – говорил Билли, позвякивая посудой в кухне. – Ты живешь неподалеку?
– Я подумала то же самое про тебя. Точно видела где-то. Но живу не то чтобы рядом – за Озером, в Брианте.
– Давно?
– Нет. Только в этом семестре переехала.
– Может, встречались в центре?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92