Да он и остался бы холостяком,
если бы не встретил Сесиль, ведь у него уже выработались холостяцкие при
вычки. Но с ней все пойдет по-другому! Старая квартира на улице Ришелье, пр
инадлежавшая его покойным родителям, обретет вторую молодость. Пьер Жен
еск радовался, что не переоборудовал квартиру раньше, теперь его молодая
жена все сделает по своему вкусу. Он был полон предупредительности, как с
войственно мужьям, которые намного старше своих жен, и верно Ц хрупкая, п
розрачная Сесиль казалась рядом с ним совершенным ребенком, хотя она был
а моложе всего на четырнадцать лет.
Иногда жених и невеста проводили целый вечер с мсье Жоржем и мадам Донзе
р, они обедали на кухне Ц нет нужды в церемониях между своими. Пьер Ц его
уже звали по имени Ц блаженствовал, чувствуя себя членом их семьи, он так
долго был одинок. Мартину приглашали приходить, как прежде, ведь ничего н
е переменилось, история с золотой цепочкой забыта, мама Донзер давно вык
упила ее из ломбарда и опять носит на шее. Но Мартина приходила редко, она
продолжала работать у клиенток на дому, иногда даже после обеда, возвращ
алась поздно, уставала…[лдн-книги1]
Ничего не изменилось, но в тех редких случаях, когда Мартине удавалось вы
браться к своим, она чувствовала себя там чужой. А ведь именно ей они были
обязаны своим счастьем; разве не ей пришла в голову мысль познакомить Се
силь с Пьером Женеском из пластмассовой промышленности? Пьер Женеск был
другом мадам Денизы, а мадам Дениза знала весь Париж, но Пьер для нее не пр
осто знакомый, она, несомненно, была с ним когда-то близка и отзывалась о н
ем весьма хорошо. Получив из ее уст подтверждение вежливости, деликатнос
ти, честности Пьера Женеска, Мартина со спокойной душой и познакомила ег
о с Сесилью.
Но это ничего не меняло; У Орлеанских ворот Мартина чувствовала себя чуж
ой… Мама Донзер занималась приданым Сесили. Мартине подарили квартиру, з
ато Се-сили давали приданое: белье, как у принцессы, простыни, скатерти, ку
хонные полотенца… Сесиль сразу после свадьбы собиралась бросить служб
у в Туристском агентстве Ц она будет работать у мужа в конторе, его секре
тарем, но она хотела все сделать по-хорошему и продолжала ходить в агентс
тво, пока ей не найдут замену: они ведь всегда так мило к ней относились. По
этому теперь она разрывалась между работой и женихом, ни минуты свободно
й Ц с ума сойти! Тем более, что Сесиль и без того уже потеряла голову от сча
стья и любви, от этого непрерывного праздника, от обновок, от обожания, с к
оторым к ней относились мать и мсье Жорж, не говоря уже о женихе; все они на
перебой старались предупреждать малейшее ее желание. Мартине казалось,
что к ней относились совсем не так. Она забыла свое прошлое, считая, что, ка
к ни любила ее мама Донзер, родная дочь Ц совсем другое дело… А между ней
и мсье Жоржем, всегда таким ласковым, стояло то самое его посещение в реша
ющий момент ее жизни, правда, он об этом не знал, но все равно пришел он не дл
я того, чтобы помочь, а чтобы читать ей нотации… В конце концов Сесиль зани
мала здесь все умы и сердца безраздельно, она играла тут главную роль.

Мартина снова проводила отпуск в Париже. Но теперь она могла немного отд
охнуть, ее частная клиентура покинула Париж по меньшей мере на три месяц
а; в «Институте красоты» тоже было тихо, приходили главным образом иност
ранки. Сесиль, мсье Жорж и мадам Донзер отдыхали недалеко, в Пари-Пляж, что
бы Пьер мог приезжать к ним на конец недели. Теперь, когда у нее меньше раб
оты, а Париж опустел и не с кем играть в бридж, Мартина сумеет наконец отдо
хнуть. Она нуждалась в отдыхе, в последнее время она чувствовала себя как-
то странно.
Доктор сказал: «Сомнений быть не может… Вы беременны… На пятом месяце. У в
ас отменное здоровье, мадам! Это великолепно!»
Что же случилось потом? И почему? Она была ведь так счастлива… Непонятно. М
артина вышла из клиники с ощущением полного, ничем невосполнимого физич
еского и морального опустошения. Ее мать, Мари, и та лучше ее, она хоть дете
й рожать умела… Мартина чувствовала себя навсегда бесплодной. Какой поз
ор, какое бесчестье. Если бы у нее был ребенок… Ребенок и Даниель, такой, ка
ким он был прежде…
Она ничего не сказала обо всем этом Даниелю. Он ведь приехал ее повидать, н
аконец-то приехал! Жарким августовским днем-загорелый, похудевший, со вз
глядом еще более невинным и ясным, чем всегда. Только проездом… сказал, чт
о ей необходимо отдохнуть и еще раз предложил взять ее с собой на ферму. Но
она ведь не может, господи, не может она! Мартина ответила первое, что взбр
ело на ум. Ни за что на свете не призналась бы она Даниелю, что ей надо регул
ярно ходить в клинику для лечения.
Она стала самой себе отвратительна. Ей было противно до себя дотрагивать
ся. Как все это грязно, гнусно, подло… Если Даниель об этом узнает, все буде
т навсегда кончено, он станет испытывать к ней лишь отвращение, она ему оп
ротивеет. Словно дохлая крыса с вывалившимися загнивающими внутреннос
тями. Мартина невыразимо страдала.
А Даниель уехал в убеждении, что Мартине он больше не нужен, что даже его п
рисутствие для нее мучительно, что она его больше не любит.

XXI. Телепарад

Жест отчаяния. Она рискнула, выиграла, и, казалось, все может уладиться. Пр
ошлое было всего лишь полным мрака туннелем, а не прямой дорогой в ад.
Она телеграфировала Даниелю: «Постарайся посмотреть телевизионную пер
едачу в этот четверг в двадцать тридцать». Даниель, в котором никогда не у
гасало скрытое беспокойство за Мартину, немедленно примчался в Париж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80