В отличие от большинства заядлых курильщиков, она никогда не прикуривала новую сигарету от окурка старой, поскольку они всегда были такими маленькими, что их невозможно было удержать. Это служило причиной постоянных проблем со спичками — по своим масштабам точно таких же, как проблемы с водой в арабских странах.
Следующие пять минут Мэй была занята обследованием всех имевшихся в квартире ящиков. Квартира была маленькой — маленькая гостиная, маленькая спальня, ванная — такая тесная, что в ней запросто можно было оцарапать колени, и кухня — настолько крошечная, что полностью отвечала представлениям жадного домовладельца о рае. Тем не менее, в ней было полно ящиков, и следующие пять минут единственными звуками в квартире был стук выдвигаемых и захлопываемых ящиков.
Наконец она обнаружила коробок в гостиной, в ящике столика, на котором стоял телевизор. Телевизор, кстати, был отличный — цветной и не очень дорогой; Дортмундер купил его по дешёвке у приятеля, который украл целый грузовик телевизоров. «Самое смешное во всей этой истории, — сказал Дортмундер, принеся телевизор домой, — так это то, что Гарри считал, будто просто угоняет грузовик».
Закурив, Мэй бросила спичку в пепельницу рядом с телевизором. До этого все её мысли были заняты исключительно поисками спичек, но теперь она могла позволить себе обратить внимание на окружающую обстановку. Самым близким к ней предметом был телевизор, и Мэй, не раздумывая, включила его. Как выяснилось, вовремя — только что начался какой-то фильм. Фильм, правда, был чёрно-белый, а Мэй предпочитала смотреть цветные, раз уж в доме был цветной телевизор, но одну из главных ролей играл Дик Пауэлл, и она решила обождать. Вскоре выяснилось, что картина называется «Высокая мишень», а Дик Пауэлл играет нью-йоркского полицейского по имени Джон Кеннеди, который пытается предотвратить покушение на Авраама Линкольна. Он ехал в поезде — не Линкольн, а Дик Пауэлл, — и ему то и дело присылали телеграммы, а проводник бегал по вагонам, выкрикивая: «Джон Кеннеди! Джон Кеннеди!» Это давало Мэй приятное ощущение, будто она перенеслась в другое место; не отрывая глаз от экрана, она попятилась назад, пока не наткнулась на диван.
Разумеется, Дортмундер вернулся домой в самый захватывающий момент, да ещё притащил с собой Келпа. На экране шёл 1860 год, Авраам Линкольн готовился принять президентскую присягу, и вот как раз тут-то его и собирались убить. Заговор возглавлял Адольф Менжу, но Дик Пауэлл, — то есть Джон Кеннеди, — был слишком проворен для него. Так что пока было неизвестно, как обернётся дело.
— Даже не знаю, — сказал Дортмундер, обращаясь к Келпу. — Всё-таки насчёт Виктора я не уверен. — Затем он повернулся к Мэй. — Привет. Ты как?
— С самого утра на ногах.
— Да с Виктором всё в порядке, — сказал Келп. — Привет, Мэй. Как спина?
— Почти так же. Последние несколько дней ноги беспокоят. Боже, продукты!
Дортмундер и Келп изумлённо воззрились на неё, а она, вскочив с дивана и дымя сигаретой, словно игрушечный паровозик, бросилась на кухню, где из сумок с замороженными продуктами уже потекло.
— Я забыла положить продукты в холодильник! — крикнула она, быстро раскладывая пакеты по полкам. — Сделай телевизор погромче!
В гостиной звук прибавили, но и заговорили громче. К тому же, диалогов почти не было, так что до Мэй доносились только звуковые эффекты. Потом густой мужской голос — судя по всему, это был сам Авраам Линкольн, — произнёс: — «Неужели вы думаете, что президент пойдёт принимать присягу под покровом ночи, словно вор?»
Побросав продукты в холодильник, Мэй вернулась в гостиную.
— Как, по-вашему, он и в самом деле так сказал?
Дортмундер и Келп, по-прежнему обсуждавшие какого-то Виктора, с удивлением повернулись к ней.
— Кто?
— Он. — Мэй ткнула пальцем в сторону телевизора. Когда все трое посмотрели на экран, то увидели человека, который стоя по колено в воде в огромном унитазе, прыскал какой-то жидкостью себе на подбородок и что-то рассказывал о бактериях. — Не он, а Авраам Линкольн. — Оба продолжали недоуменно смотреть на неё. — Ладно, бог с ним. — Выключив телевизор, Мэй спросила Дортмундера: — Как прошёл день?
— Отвратительно. Я лишился всей рекламы. Придётся доставать новую.
— Какая-то женщина вызвала полицию, — пояснил Келп.
Мэй, прищурившись, выпустила струю дыма.
— Теряем хватку?
— Перестань, Мэй, — обиделся Дортмундер. — Ты же меня знаешь.
— По-моему, все вы одинаковые, — отмахнулась та.
Они познакомились почти год назад, когда Мэй застукала Дортмундера на мелкой краже в универсаме. Самое интересное заключалось в том, что Дортмундер даже не пытался оправдываться и просить о сочувствии, но, тем не менее, получил его. Он просто стоял перед кассой, сокрушённо качая головой, а у его ног валялись упаковки с ветчиной и сыром, выпавшие у него из-под мышек.
У неё просто не хватило духу вызвать полицию. Порой она всё ещё пыталась делать вид, что ему нипочём не пробить её броню, но в действительности дело обстояло как раз наоборот.
— В любом случае, — сказал Келп, — некоторое время никто из нас не собирается заниматься какой-то мелочёвкой.
— А вот в этом я вовсе не уверен, — возразил Дортмундер.
— Ты просто ещё не привык к Виктору. Это единственная сложность.
Мэй с размаху плюхнулась на диван — она всегда садилась так, словно её хватил удар.
— Что хоть задумали?
— Банк, — ответил Келп.
— И да, и нет, — поправил его Дортмундер. — Это, знаешь ли, малость посложнее, чем просто ограбление банка.
— Нет, это ограбление банка, — твёрдо заявил Келп.
Дортмундер посмотрел на Мэй, словно рассчитывал на её поддержку и здравый смысл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61