(Первые ворчали, что теперь придется торчать в коридоре аж до самого Неаполя, вдыхая туалетные миазмы.) Куда ни плюнь, хныкали и вертелись дети, отдельным островком колыхалась группа едва научившейся ходить малышни, все с воздушными шариками, на попечении единственной древней монахини. На Морриса снизошло спокойствие. Пара пустяков.
Поезд лязгнул в последний раз и остановился. Состав еще разок дернулся, двери вагонов распахнулись, и нетерпеливая толпа хлынула на платформу навстречу другой толпе, с таким же остервенением рвавшейся внутрь, – каждый со своим громоздким багажом, каждый норовит ударить им по ноге соседа. Моррис, у которого ничего не было при себе, быстро пробирался через людской водоворот, оглядывая все подряд купе в поисках таблички «Первый класс». Первую такую табличку он нашел в третьем вагоне. Он дошел до четвертого вагона, переждал, пока рассосется людское стадо, нырнул в вагон и быстро двинулся по проходу назад. К тому времени, когда он опять очутился в третьем вагоне, купе наполовину опустели, а в коридоре маялись с сигаретами два-три человека. Плохо, в пустом вагоне его легче заметить. И все же Моррис остался спокоен, он не ждал никаких сложностей.
У первого купе пожилой человек, одетый в легкий светло-серый костюм, с редеющими, гладко зачесанными назад волосами, разглядывал суетящийся за окном народ. Переодетый полицейский? Может, его все-таки водят его за нос? Разумеется, если полиция раскусила его игру, то по телефону ему просто-напросто наврали. (Ох, не надо было отправлять письмо из Рима, раз именно здесь он собирался забрать выкуп.)
Вот только знать они ничего не могут. Не должны!
Ему пришлось протиснуться мимо человека в костюме. (Боже, костюм в такую погоду? Наверняка шпик.)
– Permesso.
– Prego, prego. – Разрешите? – Пожалуйста-пожалуйста (итал.)


Дверь купе была закрыта, а шторки на окнах плотно задернуты. Внутрь не заглянуть. Ловушка? Моррис прикусил нижнюю губу и напрягся, приготовившись к сопротивлению. Но мышцы отказывались повиноваться, такими дряблыми они были. За время болезни он здорово исхудал. И все еще неважно себя чувствует. Да и какой смысл кидаться в драку. Если они всё знают, то уж наверняка вооружены. Если они всё-всё-всё знают, то задний ход давать поздно.
Затаив дыхание, в любое мгновение ожидая почувствовать на запястьях холод наручников, Моррис рывком отодвинул дверь. В купе царил глубокий сумрак, было душно и сонно, лишь тоненькая полоска света пробивалась из-под опущенных жалюзи; в углу женщина средних лет, запрокинув голову, похрапывала, в немой тревоге распахнув рот.
Глаза его скользнули по багажным полками и двум огромным чемоданам, видимо принадлежавшим этой женщине и типу в костюме. Оба чемодана были из шагреневой кожи с блестящими пряжками. Должно быть, муж и жена. И вдруг, прямо над головой женщины, в самом углу верхней полки, он увидел неприметную дорожную сумку коричневого цвета! Моррис аж вздрогнул. Словно до сих пор он видел сон, который вдруг взял и обернулся явью. Словно это он сам, силой собственного желания, запихнул туда сумку.
Моррис оглянулся через плечо. Человек у окна наклонил голову, закуривая новую сигару. Моррис шагнул в дальний угол купе, стянул с полки сумку, попятился, стараясь не касаться ног женщины, и выскользнул в коридор.
Он осторожно задвинул дверь. Человек в сером костюме с удивлением глянул на него поверх сигары.
– Жена по глупости оставила свою сумку, когда выходила в Милане, – весело улыбнулся Моррис, как бы намекая: знаете, все бабы такие дуры.
Мужчина равнодушно выпустил клуб дыма.
Моррис поспешил по проходу в ту же сторону, откуда пришел, неожиданно поймав себя на том, что бормочет как заведенный: «Спасибо тебе, Господи, спасибо тебе, спасибо тебе, спасибо тебе…» Он всегда бормотал эти слова, после того как узнавал результаты экзаменов. Моррис тихо рассмеялся. На этот раз у него получилось! У него в самом деле получилось. Если только там деньги. А вдруг… вдруг там…
Резко остановившись, он придержал сумку коленом и расстегнул молнию. Одежда: футболки, блузки, юбки… Ну да, конечно, он же сам просил положить сверху одежду. А что под ней? Дверь ближайшего купе открылась, и мимо Морриса протиснулся крупный человек в комбинезоне. Сумка, балансировавшая на колене, опрокинулась. На пол посыпались аккуратно сложенные вещи.
– Asino! Осел! (итал.)

– непроизвольно вскрикнул Моррис, лихорадочно собирая и комкая тряпки.
Часть четвертого вагона была отведена под купе второго класса, там было оживленно и шумно. Несколько человек обернулось. Детина в комбинезоне набычился. Широкая морда, низкий лоб, глаза навыкате, ноздри агрессивно раздуваются.
– Dillo di nuovo e ti spacco la testa. Да я тебе харю сейчас в кровь разобью! – Казалось, детина сейчас плюнет ему в лицо. – Nessuno mi chiama asino! Повтори еще раз, и я тебе голову размозжу… Никто еще не называл меня ослом! (итал.)


Шум в проходе стих, люди, почуявшие, что запахло дракой, придвинулись ближе. Моррис в сердцах пихнул тряпье в сумку, перед глазами мелькнула пачка купюр по пятьдесят тысяч лир, перетянутых резинкой. Их же могли увидеть все эти уроды!
– Mi scusi, mi scusi, colpa mia, Прошу прощения, прошу прощения, виноват (итал.)

– прохрипел Моррис. – Виноват. Вы же понимаете, как бывает в спешке.
Он уже стоял на ногах. Невероятно, но никто ничего не заметил, вокруг опять поднялась суета, лишь маленький мальчишка, разинув рот, во все глаза пялился на него. Детина что-то проворчал и вперевалку затопал к выходу. Моррис нерешительно двинулся следом. А вот и дверь… Свободен!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81