Они сняли маленький грязный номер, где имелась лишь одна двуспальная кровать, но Моррис пообещал спать на полу на пуховом одеяле.
– Хорошо, Морри, а пока тебя не будет, я постираю свои вещи. И погуляю по городу.
Моррис плеснул себе изрядную порцию вина, Массимина слегка нахмурилась.
– Не надо, Морри!
– Вино помогает мне думать.
(Чего-чего, а этой сентенции от папочки слышать не доводилось.)
– О чем, Морри?
– Обо всем, милая моя. О том, что я должен был и мог сделать, но теперь никогда не сделаю.
– О, Морри! Пожалуйста, не говори так!
Массимина стремительно обогнула стол, села рядом с Моррисом на кровать и обвила его руками. Ее спортивная куртка под мышками потемнела от пота.
– Я мог бы сделать грандиозную карьеру или совершить что-нибудь очень важное, а вместо этого… взгляни на меня! Всего лишь жалкий учитель английского.
Моррис испытал вдруг странное чувство. Он ведь поделился с Массиминой самой сокровенной своей мыслью, что постоянно и неотступно свербит у него в мозгу, и тем не менее в его словах не было искренности.
– Но учитель – это очень уважаемая профессия, Морри! Я бы никогда не смогла учить других.
Ну да, она права, а как же.
Моррис пожал плечами, залпом осушил стакан и тут же наполнил вновь. Массимина ласково сжала его запястье, желая удержать, и драматизм этой короткой молчаливой борьбы всколыхнул в Моррисе волну удовольствия. Совсем как сцена из какого-нибудь фильма с Полом Ньюманом по пьесе Теннесси Уильямса.
– Я мог бы достичь большего! – прошептал он, охваченный внезапной жалостью к себе.
– Тогда почему бы тебе не достичь, милый Морри? – умоляюще спросила Массимина. – Почему?!
– Слишком поздно, – с горечью ответил он. И вот горечь была совершенно искренней.
– Послушай, Морри, честное слово, как только мама поймет, что мы с тобой все решили, она обязательно устроит тебя на потрясающую работу у родственников Бобо.
– После случившегося твоя семья никогда меня не примет.
– Примет, обязательно примет! Морри, обещаю! Я все для этого сделаю. Послушай, когда ты завтра приедешь в Верону, почему бы тебе не навестить моих и не сказать им, что побег и все остальное я устроила сама, из-за неприятностей со школой, а ты хочешь уговорить меня вернуться?
Растроганный Моррис прижал к груди веснушчатое лицо девушки, старательно изображая, будто пытается ее приободрить. Он проглотил вино, довольно безвкусное соаве. Господи, если б только заставить ее раскошелиться, тогда все было бы просто великолепно.
– Знаешь, – продолжала она, – я могу написать письмо и подробно расскажу всю правду. Ну… о том, что мы даже не спим друг с другом, просто гуляем, болтаем о том, о сем… Они должны нам верить. А ты передашь письмо маме.
– Это мысль. – Он вытер губы. – Знаешь, пока ты будешь писать письмо, давай-ка я простирну твой костюм? Я умею стирать.
– Нет-нет, Морри.
– Но я должен что-то для тебя сделать, cara ! Ты же все сама да сама. Ходишь по магазинам, готовишь еду, даже пансион нашла сама. Позволь мне хоть что-то для тебя сделать. Я ведь совсем не похож на итальянских мужчин, вокруг которых надо крутиться день и ночь.
– Morri… Quanto sei caro! Морри… Какой ты милый! (итал.)


Массимина стыдливо отвернулась, чтобы стянуть с себя спортивные штаны и куртку, взгляду Морриса открылись мешковатые голубенькие трусики из хлопка и туго натянутый, чуть ли не лопающийся лифчик. Моррис рассматривал девушку с умеренным интересом. Массимина зарделась от смущения. Она быстро опустилась на единственный в номере стул, придвинулась к крошечному деревянному столику, нашла ручку и бумагу в папке Морриса и, сосредоточенно насупившись, принялась писать.
Моррис взял одежду девушки и скрылся в ванной. Там он плюхнул красный костюм в холодную воду, для вида повозил по ткани мылом и оставил мокнуть на ночь. Утром Массимине нечего будет надеть, и большую часть дня она проторчит в пансионе, дожидаясь, когда высохнет одежда, а к четырем, в крайнем случае, к пяти он надеялся вернуться.

* * *

– Морри? – Ее лицо замаячило над краем кровати, когда он уже засыпал. – Морри, ты не спишь?
Теперь-то он уж точно не спал! Лежал на спине, глядя вверх, на чуть проступающий в темноте бледный овал лица.
– Морри! – Массимина почему-то говорила шепотом, словно ребенок, который не хочет, чтобы родители услышали, что он проснулся. – Ты не жалеешь, что поехал со мной, правда? Ты ведь не об этом думал тогда, в церкви? У тебя был такой странный вид… Словно тебе нет до меня никакого дела.
Моррис неслышно вздохнул и закрыл глаза.
– Конечно, не жалею, милая. Это самый лучший, самый разумный поступок, который я совершил в своей жизни.
– Знаешь, Морри, у тебя такой чудесный голос, я так люблю, как ты говоришь, твой акцент. Наверное, именно из-за акцента я поначалу и влюбилась в тебя. В твои уроки…
Моррис молчал.
– А когда ты вернешься, мы вправду отправимся в путешествие, в какое-нибудь замечательное место?
– Посмотрим. Мои приятели собираются на лето в Турцию. Хочешь, поедем с ними?
– Да! Давай так и сделаем, Морри. Давай!
Массимина порывисто наклонилась и поцеловала его в губы. Моррис испуганно замер.
– Buona notte . Спокойной ночи (итал.)


– Sogni d'oro . Золотых снов, любимый.
А еще есть Грегорио и остров Сардиния, подумалось ему. Отличное убежище в случае опасности.
Ты же понимаешь, папа, что это похищение. Ты никогда не решался на такое со своими бабами, несмотря на все свое бахвальство. А ведь это идеальный способ совместить классовую борьбу с тягой к женским юбкам. Тебе не кажется странным, что ты не додумался до этого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81