«Да, – писал А.И. Солженицын, – можно выделить, перечислить и оценить отдельные мысли из смежных статей „Молодой гвардии“, весьма неожиданные для советской печати».
И дальше он приводит мысли этого критика, созвучные ему, а в скобках дает им свою оценку:
"1. Нравственное предпочтение «пустынножителям», «духовным ратоборцам», раскольникам перед революционными демократами (как прохороводили они нас от Чернышевского до Керенского). («Честно говоря, присоединяюсь», – пишет Солженицын).
«2. Что в дискуссиях „Современника“ мельчали и покрывались публицистическим налетом культурные ценности 30-х годов ХIX-го столетия». («От вечного? – мельчали, конечно».).
«3. Что передвижники не выражали народной тоски по идеалу красоты, по нравственной силе, а Нестеров и Врубель возродили ее». («Не может быть оспорено».).
«4. Что в 1910 годы культура сделала новые шаги в художественном развитии человечества, и упреки Горькому за оплевывание этого десятилетия». («Не вызывает сомнений».).
«5. Народ хочет быть не только сытым, но и вечным». («А уж если не так, то ничего мы не стоим»).
«6. Земля вечное и обязательное, в отрыве от нее не жизнь». («Да, я ощущаю так»).
«7. Деревня оплот отечественных традиций». («Опоздано. Сейчас, увы, уже не оплот, ибо деревню убили. Но было так. Разве царский Санкт-Петербург? Или Москва пятилеток?»).
«8. Еще купечество ярко проявляло в себе русский национальный дух». («Да, не меньше крестьянства. А сгусток национальной энергии наибольший»).
«9. Народная речь – питание поэзии». («На том стою и я».).
В этом перечне взглядов Солженицына, которые составляют основу его философских принципов, дан также и перечень вопросов, которые разделяют его мировоззрение от марксизма.
Перед нами, таким образом, вырисовываются две концепции. С одной стороны, доктрина марксизма, которая, если говорить о российской почве, берет свое начало от Радищева, декабристов, Белинского, Герцена, Чернышевского, Добролюбова, народовольцев, «Земли и воли», «Черного передела», «Группы освобождения труда» – предшественников революционного марксизма в России.
С другой стороны, концепция Солженицына, которая берет свое начало от «пустынножителей», «духовных ратоборцев», раскольников, славянофилов, являющихся предшественниками идей Солженицына. Последний так же, как и славянофилы и народники, верит в особый путь развития России. Отрицает роль классовой борьбы и приемлемость для России демократии. Подчеркивает роль деревни как оплота отечественной традиции и выдающуюся роль православия в воспитании русского народа.
Отмечая близкие его взглядам нотки в статьях Чалмаева и других «смежных статьях» «Молодой гвардии», А.И. Солженицын резко критикует авторов этих статей за их стремление совместить русскую национальную идею с коммунизмом.
«Конечно, – пишет Солженицын, – идея эта была разряжена в коммунистический лоскутный наряд, то и дело авторы, повторяя коммунистическую присягу, лбом стучали перед идеологией, кровавую революцию прославляя как „красивое праздничное деяние“ – и тем самым впадая в уничтожающее противоречие, ибо коммунистичность истребляет всякую национальную идею (как это и произошло на нашей земле), невозможно быть коммунистом и русским… надо выбирать». («Бодался теленок с дубом»).
Противоположную Солженицыну точку зрения изложил выдающийся русский историк-философ религиозно-православного направления Н. Бердяев, в своей книге «Истоки и смысл русского коммунизма».
"Большевизм, – говорил Бердяев, – гораздо более традиционен, чем это принято думать, он согласен со своеобразием русского исторического процесса. Произошла русификация и ориентализация марксизма.
…Но самый большой парадокс в судьбе России и русской революции в том, что либеральные идеи, идеи права, как и идеи социального реформизма, оказались в России утопическими. Большевизм же оказался наименее утопическим и наиболее реалистическим, наиболее соответствующим ситуации, как она сложилась в России в 1917 году, и наиболее верным некоторым исконным русским традициям и русским исканиям универсальной социальной правды, понятой максималистически, и русским методам управления и властвования насилием. Это было определено всем ходом русской истории, но также и слабостью у нас творческих духовных сил. Коммунизм оказался неотвратимой судьбой России, внутренним моментом в судьбе русского народа…
…Русская революция универсальна по своим принципам, как и всякая большая революция (чего Солженицын не понимает), она свершилась под символикой интернационала, но она же и глубоко национальна, и национализируется все более и более по своим результатам… Только в России могла произойти коммунистическая революция. Русский коммунизм должен представляться людям запада коммунизмом азиатским… Самый интернационализм русской коммунистической революции – чисто русский, национальный".
Вся книга Н. Бердяева направлена против взглядов, которые отстаивает А.И. Солженицын. Бердяев доказывал, что именно в русском коммунизме нашла отражение идея великодержавности.
«Как это парадоксально ни звучит, – писал он, – но большевизм есть третье явление русской великодержавности, русского империализма: первым явлением было Московское царство, вторым явлением – Петровская империя. Большевизм – это сильное централизованное государство. Произошло соединение воли к социальной правде с волей к государственному могуществу, и вторая воля оказалась сильнее». (там же).
В журнале «Новый мир» No 4 за 1969 год была помещена статья А.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197