— Уходи! — приказал он Брите сквозь зубы.
Та побледнела и затрепетала, но не двинулась с места. К удивлению и ярости Вулфа, она обратила взгляд к госпоже.
— Леди, я могу идти?
— Конечно, иди, — мягко произнесла Кимбра, не сводя глаз с разгневанного всадника, размеры и мощь которого годились бы и для самого Одина. — Нам с лордом Вулфом нужно кое-что обсудить.
Рабыня заторопилась прочь. Вулф вперил в жену испепеляющий взгляд… и забыл о вопиющем поведении Бриты. Он заметил в глазах жены знакомый огонек.
Как? Она рассержена? Она?! Великий Один, да как она смеет быть чем-то недовольной? Эти два дня он был воплощенной добротой и пониманием, отказывал себе в радостях плоти, чтобы она, Кимбра, могла оправиться от брачной ночи! Пока она сладко спала, он мучился неутоленным желанием и в конце концов довел себя до нервного истощения, так что начинал уже без причины бросаться на людей и едва мог сосредоточиться на текущих делах!
Все это ради нее, а она… она, видите ли, рассержена!
Вулф спрыгнул в густой яркий мох, бросил поводья на ближайшую ветку и шагнул к жене. Кимбра поспешно отступила, но, увы, лишь самую малость, а потом и вовсе уперла руки в бока и вонзила взгляд в мужа.
— Не стой здесь, отойди! Ты топчешь растения, которые я хотела собрать!
У Вулфа отвисла челюсть. Он слышал слова, понимал каждое в отдельности, но вместе они не имели смысла. Почему она не пытается его умилостивить? Почему несет непостижимую уму чушь?
— Растения? — переспросил он.
— Ну да, растения, — терпеливо объяснила Кимбра. — Здесь у вас не выращивают нужные травы, поэтому приходится разыскивать их по всей округе. Не понимаю, как это можно! Сколько я ни смотрела, нигде нет даже самого захудалого садика. Придется мне самой его насадить из диких растений. — Она указала на холщовую сумку чуть в стороне. — Я уже начала их собирать.
Садик? При чем тут садик, дьявол его забери! Эта женщина вышла за городские стены с дурочкой-рабыней, не только не спросив у него разрешения, но и не поставив в известность! И все это ради садика?!
Вулф схватил Кимбру за плечи и так тряхнул, что у нее клацнули зубы.
— Здесь тебе не Холихуд, жена, и ты уже не избалованная сестричка чересчур мягкосердечного брата! Ему бы следовало думать головой, прежде чем потакать всем твоим прихотям, они совсем лишили тебя рассудка! Здесь суровый край, суровая жизнь! В какой бы роскоши ты ни жила, она в прошлом, и будь добра обходиться без нее! Будь добра научиться…
На языке у Вулфа уже висели слова «безоговорочно мне повиноваться», как вдруг Кимбра, все это время смотревшая на него с озадаченно сдвинутыми бровями, разразилась смехом. Это вышло непроизвольно. Смеяться в лицо невежливо, смеяться над разгневанным мужчиной неосторожно, но как тут было удержаться?
— Роскошь? Ты думаешь, речь идет о роскоши? Я хочу насадить сад не для красоты. Я буду выращивать лекарственные растения. Бог покрыл землю травами и цветами, чтобы дети Его были крепче и жили дольше.
Кимбра надеялась, что Вулф сразу проникнется ее затеей, и когда этого не случилось, была несколько обескуражена. Правда, он перестал трясти ее за плечи, но смотрел все так же сердито. К тому же эти его ладони, такие громадные и горячие… они сбивали с мысли. Кимбра решила сделать еще одну попытку:
— Помнишь, я говорила, что умею лечить? Да ты и сам наверняка видел у меня в сундуке шкатулку с лекарствами. Кстати, я еще не поблагодарила тебя за это… но мои запасы не бесконечны, их надо вовремя пополнять. Вот почему я здесь.
— Ты собираешься пичкать норвежцев микстурами?
Молчание Кимбры подтвердило догадку Вулфа, и теперь уже расхохотался он. Он смеялся до слез и, отпустив плечи Кимбры, схватился за живот. С ближайшего куста вспорхнула стайка перепуганных птичек, жеребец шарахнулся и затанцевал на месте. Отсмеявшись, Вулф улыбнулся своей наивной жене и резко оборвал неуместный ход мыслей, напомнив себе о первейшей обязанности мужа — воспитании жены. Кимбра была всего лишь слабая женщина, да еще и чужестранка, ей следовало объяснять все дважды, а если понадобиться, то и трижды.
— Я готов поверить, что твои англосаксы не обойдутся без ежедневной дозы какого-нибудь горького отвара. Мы, северяне, не в пример крепче. У нас нет такого ремесла, как лекарь. Раны мы прижигаем каленым железом, искалеченную руку или ногу просто отсекаем. Этого вполне достаточно, хотя бы потому, что мы не стремимся дожить до глубокой старости. Более того, мы этого страшимся. Немощному старику не попасть после смерти в Валгаллу, не пировать с богами, поэтому каждый викинг мечтает пасть на поле битвы с мечом в руке и именем Одина на губах. Любая другая смерть ввергает в небытие.
У Кимбры вспыхнули щеки. Она нашла сказанное бессердечным и утвердилась в подозрении, владевшем ею вот уже два дня. Горожане выглядели в самом деле здоровыми и крепкими, но это был не добрый, а скорее тревожный знак. Это означало, что слабые здесь просто не выживают.
— А как насчет женщин, которые в муках рожают вам детей? Если что-то идет не так, они просто закрывают глаза и ждут смерти? Как насчет тех, кто все-таки доживает до старости, пусть даже и против воли? Их заталкивают подальше в угол, чтобы не мозолили глаза, и оставляют страдать от болей в старых ранах? Поверить не могу, что норвежцы так жестоки!
Она и в самом деле не верила, потому что слышала от брата Чилтона, что норвежские женщины, если нужно, вступают в сделку с дьяволом и получают от него эликсир жизни и здоровья. Она не поверила тогда и предположила, что речь идет о знахарках, которым, как и ей, известны лекарственные травы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110