ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Воробей торопился, да невелик родился... Видно, каждому из нас на роду свое написано: тебе, Вадим, книжки писать, тебе, Павел Дмитриевич, людьми командовать, а мне – быть горьким пьяницей… Когда тверезый, я есть земля, а как напьюсь, так над ней, землей, воспаряю, и тогда мне сам черт не брат!
Подал каждому руку, взъерошил на голове волосы и твердо зашагал в противоположную от своего дома сторону. Постепенно его шаги замедлились, он остановился, ругнулся себе под нос и снова вернулся к ним.
– Пойду ночевать в будку путевого обходчика… – сказал он. – Когда-то твой дед Андрей Иванович там дежурил, а теперь, как поставили светофоры, будка пустует…
Борис Васильевич зашагал через лужайку к станции. У двух сосен он остановился, с хитрой усмешкой посмотрел на них, погрозил корявым пальцем:
– Я – земля! Пришел из земли и уйду в землю. – Захихикал и снова пошел своей дорогой.
– Глубокая мысль! – рассмеялся Павел Дмитриевич.
– И ты и я вроде бы осуждаем пьянство, а пришел человек, попросил, и мы уже готовы ему вынести бутылку, – сказал Вадим Федорович. – Потому пьяницам и вольготно живется у нас, что их жалеют. Есть у Бориса деньги, постучит в окошко продавщице, и она тут же ему бутылку протянет. Специально под кроватью ящик держит, чтобы всегда выпивка была под рукой. За перевыполнение плана еще и премию получает.
– Ты проявил твердость, – вздохнул Абросимов. – А я ведь дрогнул, хотел угостить старого приятеля.
– И я, как приехал сюда, дрогнул, – признался Вадим Федорович. – А потом решил твердо: никого не угощать, не давать на водку денег. И ходить последнее время стали меньше.
– Хороший мужик-то, – с горечью вырвалось у Павла Дмитриевича. – Ведь золотые руки у него. Помню, шахматные фигурки из металла выточил – хоть в музей ставь под стекло.
– А сколько таких умельцев в России! Закопали свои таланты в землю… Вернее, утопили в вине.
– И за это возьмутся, Вадим, – сказал Абросимов. – Такое не может долго продолжаться.
– Поскорее бы, – сказал Казаков. – А то ведь и опоздать можно: от пьяниц родителей рождаются дефективные дети. Этак нам в России и выродиться недолго! И вот ведь какая штука – многие даже интеллигентные люди толкуют: мол, русский мужик всегда пил на Руси… А ведь это большое заблуждение! И как это крепко всем въелось в память, На Руси мало пили, Паша, да что я тебе толкую, ты сам историк! Пили много в большие религиозные праздники. А кто распространил эти досужие байки про Петра Первого с банькой и бельишком, которое надо продать, а выпить? Пей, мужик, живем однова… Большие негодяи все это придумали, чтобы народ спаивать. Видно, кому-то было на руку, чтобы русский мужик пил горькую.. Потому ее и полно везде, как говорится, залейся… Вот над чем всем надо задуматься, товарищ заместитель министра!
– Кому же это на руку, товарищ писатель?
– Государственная проблема, – сказал Вадим Федорович. – И решать ее надо по-государственному.
Солнце давно спряталось за бором, но было еще светло. Над водонапорной башней наподобие лилии распустилось, раскрыв лепестки, облако, со станции доносилось мелодичное постукивание молотка о рельс. И этот унылый звук будил в душе далекие воспоминания о детстве, прогулках с Андреем Ивановичем по путям. У него тоже был такой же молоток…
В доме Абросимовых старики уже легли спать, а молодежь ушла в клуб. Он теперь находился рядом с автобусной остановкой, чуть наискосок от дома Семена Яковлевича Супроновича. В клубе закончился фильм. Вспыхнули прожекторы на летней танцплощадке, динамик закряхтел, послышался громкий писк. Парни и девушки прямо из зала потянулись на площадку. На автобусной остановке замерцали огоньки папирос, послышался глухой говор, смех.
– Помнишь, как мы с тобой лихо отплясывали тут? – кивнул в сторону танцплощадки Вадим Федорович.
– Это ты отплясывал, а я столбом стоял в углу, – улыбнулся Павел Дмитриевич.
– И выстоял – самую хорошенькую девушку увел, – поддел Казаков.
– Нашла же Лида Добычина свое счастье, – сказал Абросимов. – Живут себе с Иваном Широковым, еще двоих детей народили. Видел я Лиду… Хорошо сохранилась.
– А Иван на сердце жалуется, – ответил Вадим Федорович. – Врачи предлагают ему операцию сделать.
– Неужели так серьезно?
– Митральный клапан у него барахлит, а в Ленинграде, говорят, сейчас искусственные клапаны вставляют.
– Ну и что же он?
– Он готов, да вот Лида опасается, – ответил Казаков. – Все-таки операция на сердце. Бывают и неудачи.
– Надо бы зайти к Ивану, – уронил Павел Дмитриевич.
– Он в Климовской больнице. Лида говорила, только к концу месяца выпишут.
– Бывает ли в жизни так, чтобы все было хорошо? – задумчиво произнес Павел Дмитриевич.
– И тут комары, – сказал Вадим Федорович. – Пошли спать. Сам же говорил, что завтра рано выезжать.
– Эта Мария – что, невеста Андрея? – спросил по пути к дому Абросимов. – Очень интересная девушка. Глаза, фигура… И смотрит на него такими влюбленными глазами.
– Я буду рад, если он на ней женится, – ответил Казаков.
4
Мария лежала на свежем душистом сене и смотрела на крышу, сквозь щели которой пробивались тоненькие голубые лучики далеких звезд. Где-то внизу скреблась мышь, слышно было, как с гортанным криком ночная птица опустилась на конек, ее острые когти царапнули дранку. В огороде мяукнула кошка, ей ответила другая. Мяуканье становилось все противнее, будто кошки на своем кошачьем языке нехорошо обзывали друг дружку. Хотя девушка была здесь одна, ей не было страшно. Темнота сменилась рассеянным сумраком, она видела прямо перед собой щелястый прямоугольник чердачной двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219
Подал каждому руку, взъерошил на голове волосы и твердо зашагал в противоположную от своего дома сторону. Постепенно его шаги замедлились, он остановился, ругнулся себе под нос и снова вернулся к ним.
– Пойду ночевать в будку путевого обходчика… – сказал он. – Когда-то твой дед Андрей Иванович там дежурил, а теперь, как поставили светофоры, будка пустует…
Борис Васильевич зашагал через лужайку к станции. У двух сосен он остановился, с хитрой усмешкой посмотрел на них, погрозил корявым пальцем:
– Я – земля! Пришел из земли и уйду в землю. – Захихикал и снова пошел своей дорогой.
– Глубокая мысль! – рассмеялся Павел Дмитриевич.
– И ты и я вроде бы осуждаем пьянство, а пришел человек, попросил, и мы уже готовы ему вынести бутылку, – сказал Вадим Федорович. – Потому пьяницам и вольготно живется у нас, что их жалеют. Есть у Бориса деньги, постучит в окошко продавщице, и она тут же ему бутылку протянет. Специально под кроватью ящик держит, чтобы всегда выпивка была под рукой. За перевыполнение плана еще и премию получает.
– Ты проявил твердость, – вздохнул Абросимов. – А я ведь дрогнул, хотел угостить старого приятеля.
– И я, как приехал сюда, дрогнул, – признался Вадим Федорович. – А потом решил твердо: никого не угощать, не давать на водку денег. И ходить последнее время стали меньше.
– Хороший мужик-то, – с горечью вырвалось у Павла Дмитриевича. – Ведь золотые руки у него. Помню, шахматные фигурки из металла выточил – хоть в музей ставь под стекло.
– А сколько таких умельцев в России! Закопали свои таланты в землю… Вернее, утопили в вине.
– И за это возьмутся, Вадим, – сказал Абросимов. – Такое не может долго продолжаться.
– Поскорее бы, – сказал Казаков. – А то ведь и опоздать можно: от пьяниц родителей рождаются дефективные дети. Этак нам в России и выродиться недолго! И вот ведь какая штука – многие даже интеллигентные люди толкуют: мол, русский мужик всегда пил на Руси… А ведь это большое заблуждение! И как это крепко всем въелось в память, На Руси мало пили, Паша, да что я тебе толкую, ты сам историк! Пили много в большие религиозные праздники. А кто распространил эти досужие байки про Петра Первого с банькой и бельишком, которое надо продать, а выпить? Пей, мужик, живем однова… Большие негодяи все это придумали, чтобы народ спаивать. Видно, кому-то было на руку, чтобы русский мужик пил горькую.. Потому ее и полно везде, как говорится, залейся… Вот над чем всем надо задуматься, товарищ заместитель министра!
– Кому же это на руку, товарищ писатель?
– Государственная проблема, – сказал Вадим Федорович. – И решать ее надо по-государственному.
Солнце давно спряталось за бором, но было еще светло. Над водонапорной башней наподобие лилии распустилось, раскрыв лепестки, облако, со станции доносилось мелодичное постукивание молотка о рельс. И этот унылый звук будил в душе далекие воспоминания о детстве, прогулках с Андреем Ивановичем по путям. У него тоже был такой же молоток…
В доме Абросимовых старики уже легли спать, а молодежь ушла в клуб. Он теперь находился рядом с автобусной остановкой, чуть наискосок от дома Семена Яковлевича Супроновича. В клубе закончился фильм. Вспыхнули прожекторы на летней танцплощадке, динамик закряхтел, послышался громкий писк. Парни и девушки прямо из зала потянулись на площадку. На автобусной остановке замерцали огоньки папирос, послышался глухой говор, смех.
– Помнишь, как мы с тобой лихо отплясывали тут? – кивнул в сторону танцплощадки Вадим Федорович.
– Это ты отплясывал, а я столбом стоял в углу, – улыбнулся Павел Дмитриевич.
– И выстоял – самую хорошенькую девушку увел, – поддел Казаков.
– Нашла же Лида Добычина свое счастье, – сказал Абросимов. – Живут себе с Иваном Широковым, еще двоих детей народили. Видел я Лиду… Хорошо сохранилась.
– А Иван на сердце жалуется, – ответил Вадим Федорович. – Врачи предлагают ему операцию сделать.
– Неужели так серьезно?
– Митральный клапан у него барахлит, а в Ленинграде, говорят, сейчас искусственные клапаны вставляют.
– Ну и что же он?
– Он готов, да вот Лида опасается, – ответил Казаков. – Все-таки операция на сердце. Бывают и неудачи.
– Надо бы зайти к Ивану, – уронил Павел Дмитриевич.
– Он в Климовской больнице. Лида говорила, только к концу месяца выпишут.
– Бывает ли в жизни так, чтобы все было хорошо? – задумчиво произнес Павел Дмитриевич.
– И тут комары, – сказал Вадим Федорович. – Пошли спать. Сам же говорил, что завтра рано выезжать.
– Эта Мария – что, невеста Андрея? – спросил по пути к дому Абросимов. – Очень интересная девушка. Глаза, фигура… И смотрит на него такими влюбленными глазами.
– Я буду рад, если он на ней женится, – ответил Казаков.
4
Мария лежала на свежем душистом сене и смотрела на крышу, сквозь щели которой пробивались тоненькие голубые лучики далеких звезд. Где-то внизу скреблась мышь, слышно было, как с гортанным криком ночная птица опустилась на конек, ее острые когти царапнули дранку. В огороде мяукнула кошка, ей ответила другая. Мяуканье становилось все противнее, будто кошки на своем кошачьем языке нехорошо обзывали друг дружку. Хотя девушка была здесь одна, ей не было страшно. Темнота сменилась рассеянным сумраком, она видела прямо перед собой щелястый прямоугольник чердачной двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219