В отличие от меня кое-кому, например, служащим королевской канцелярии, подчиненным светлейшего канцлера, герцога Публио Форсеза, весьма не повезло. Их довольно вежливо, но настойчиво выдворили из занимаемого разными департаментами и коллегиумами южного крыла, предложив на время переселиться куда-нибудь. И, разумеется, прихватить с собой все архивы. Вот почему теперь по всем этажам, залам и коридорам дворца валяются пергаменты с таким количеством налепленных на них печатей, что диву даешься, а бедные канцелярские крысы бродят с остановившимся тоскливым взором, не зная, как собрать драгоценные бумажки в едином месте.
Ходят слухи, что беднягу Публио едва не хватил удар, когда он однажды утром узрел, как его гордость — обширнейший архив королевства — с шуточками и прибауточками волокут сжигать на хозяйственный двор. Крику было на весь дворец и город впридачу. Архив, к счастью, от бесславной гибели уберегли, но Публио с тех пор во дворце не показывается, чему, впрочем, все очень рады — одной головной болью и источником постоянных неприятностей меньше.
Находящееся на моем попечении хозяйство, занимающее места едва ли не больше, чем весь государственный архив, вряд ли кто решится сдвинуть с места. Потому я спокойно могу глазеть сверху вниз на суматоху во дворе и терпеливо ждать, когда и чем она закончится. Как написано в одной любимой мной книге, привезенной откуда-то из Турана, «Все проходит», значит, рано или поздно минует и эта напасть. Однако очень хочется посмотреть в честные глаза того из наших придворных недоумков, которому пришла в голову светлая мысль — затеять в честь воцарения нового короля перестройку дворца. Просто взглянуть разок, дабы узреть человека, слишком прямо и просто понявшего известную поговорку о новых метлах…
Пожалуй, стоит объяснить кое-что. Для начала — кто я такой и что делаю в королевском дворце. Все очень просто — я здесь живу. Уже почти два года. За сие печальное обстоятельство следует поблагодарить мою матушку… хотя лучше все рассказать по порядку.
Меня зовут Хальк. Если полностью — Хальк, сын Зенса, барон Юсдаль-младший. Наше поместье лежит неподалеку от истоков Ширки, в Гандерланде. Баронство древнее, во всяком случае на картах двух-трехсотлетней давности оно уже обозначено. К нынешним временам земель у нас поубавилось, но старинное поместье доселе процветает под бдительным оком моей матушки. Отец здраво предпочел передать бразды правления нашим фамильным именно ей — так у него остается больше времени носиться со сворой гончих по окрестным лесам, разъезжать вкупе с моими старшими братьями по турнирам и — как бы это сказать? — всемерно способствовать возникновению на нашем генеалогическом древе новых отростков…
Когда-нибудь матушке наверняка надоест терпеть разнообразные и никогда не повторяющиеся отцовские выходки, и она лично его прикончит. А потом займется моими братишками и ни в чем не отстающими от них сестренками. Ибо, как уже не раз случалось, из любого досадного происшествия в нашей провинции торчат длинные уши кого-нибудь из нашего многочисленного, сколь благородного, столь и непоседливого семейства.
Так вот, однажды баронесса Юсдаль решила, что хоть один из ее отпрысков должен стать образованным человеком. Поскольку своих решений матушка никогда не меняла, а вялые попытки избежать предначертанного бездарно провалились, то пришлось бедной жертве ее далеко идущих замыслов — то есть мне — отправляться из родного дома почти на другой конец света, в Тарантию.
Пять лет, проведенных в Обители Мудрости, можно считать самыми жуткими, а можно — самыми лучшими годами моей жизни. Смотря в каком я настроении и сколько выпью, когда начинаю вспоминать о них. Огромную грамоту (забранную в неподъемную деревянную раму) выполненную в строгих черно-алых тонах и свидетельствующую об успешном окончании сего прославленного учебного заведения, я приколотил к стене комнаты, в которой теперь живу. Гвозди длиной с мой палец — специально купил в столярной лавке — и приколочено на совесть. Диплом можно отодрать только вместе с куском стены. До сих пор не могу понять: зачем я это сделал? Видимо, за неимением возможности заменить грамоту кое-кем из числа преподавателей, вволю напившихся моей кровушки.
После окончания учебы в тарантийской Обители Мудрости — лучшем учебном заведении Стран Заката, смею заметить! — я собирался вернуться домой, в Юсдаль. Честно говоря, за пять лет я успел соскучиться по шумной ораве моих братишек и сестренок, а сделать карьеру в Тарантии было практически невозможно: все более-менее доходные места были давно заняты отпрысками куда более известных фамилий.
Но все сложилось иначе. Неведомые колеса судеб и карьер повернулись, и вместо прозябания в затерянном среди лесов Гандерланда родном поместье я остался здесь — под самой крышей королевского дворца, в громко звучащем звании хранителя библиотеки. Должности ниже моей занимали разве только дворцовые слуги, повара и конюхи, но я все-таки получил нежданную протекцию…
Я так и не узнал, почему выбрали именно меня и что случилось с моим предшественником. Впрочем, как раз об этом догадаться нетрудно — каждый день на городских площадях кого-нибудь казнили. Если не по обвинению в государственной измене, то за попытку организации заговора. Как я позже записал на страницах своей хроники: «Государство переживало очередные тяжелые времена.» Впрочем, тяжелые — это еще мягко сказано. Первые несколько дней своего пребывания во дворце я носа не смел высунуть дальше комнат и залов, где хранились свитки и книги — боялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28