Вокруг что-то происходило — тихая, неприметная возня, все разговоры велись только шепотом, с оглядкой через плечо и с одной мыслью: не побежит ли твой собеседник доносить в тайную канцелярию барона Данкварта Гленнора, знаменитую Латерану, более известную под пошлым названием «Департамент по поддержанию и охранению душевного согласия в странах Заката и иных землях»…
Тогдашнего короля, Нумедидеса, я видел всего один раз — на какой-то пышной и до ужаса занудной церемонии. Сейчас-то все наперебой кричат, что он свихнулся на старости лет… Не знаю. Мне Нумедидес показался старым уставшим человеком, которому до смерти все опостылело и которого больше ничто в жизни не способно взволновать или заинтересовать.
Немного освоившись во дворце и вдоволь налюбовавшись на происходившие здесь безобразия, я неожиданно для самого себя начал вести летопись. Если бы меня на этом поймали — должность дворцового библиотекаря уже назавтра вновь стала бы вакантной. Но мне везло, все были по горло заняты своими делами и никто не обращал внимания на мои постоянные шатания по всему дворцу — от королевской приемной до казарм — и бесконечные расспросы.
Я знал, что моя летопись неправильная… Да и не совсем законная, если честно. Настоящие, предназначенные для будущих правителей и ученых историков, ведутся официально назначенными хронистами либо настоятелями при главных храмах Митры. А я сидел в запущенной библиотеке, писал на вырезанных из старых книг и дочиста выскобленных листах пергамента свою хронику и наплевать мне было на все и на всех. Как потом выяснилось, я создал повествование о печальном финале царствования древней династии королей Аквилонии, ведущих род от самого Эпимитриуса.
Сам не верю, когда перечитываю — неужто я оказался настолько предусмотрительным, решив записать все это? Мне уже предлагали за список с летописи несколько сотен монет, известных под названием «Двойного Льва», но я подожду — пускай поднимут цену, а там поговорим. В конце концов, мне это повествование обошлось намного дороже, чем несколько десятков золотых кругляшек!
Бедная моя мамочка — она-то до сих пор убеждена, что младший сыночек сумел пристроиться на теплое местечко и более-менее успешно делает карьеру… Как же! В нас, баронах Юсдаль, с рождения кроется стремление вмешиваться во всяческие неприятности. И я, к сожалению, не являюсь исключением. Правда, я доныне не сумел угодить в качестве участника в какой-нибудь заговор, однако надежды не теряю. В конце концов, у меня еще все впереди, в стране совсем недавно произошел самый настоящий государственный переворот и кто может сказать, чем все закончится?.. Боги может и знают, но предпочитают помалкивать. Ну и ладно, сами как-нибудь разберемся, не впервой.
Вот только прекратили бы эти ослы грохотать молотками под самым моим окном! Разбудили в такую рань! А у меня несносно голова болит… От чрезмерного умственного напряжения вчерашним вечером. Кажется, на королевском ужине я молол языком больше обычного.
Хотя нет, стучат не во дворе. Кто-то с утра пораньше упорно молотит в мою дверь, всерьез задавшись целью сорвать ее с петель. Интересно, кому и зачем я понадобился?
Сегодня утром мебель явно прониклась ко мне внезапной и ничем не объяснимой нелюбовью. Только этим я могу оправдать то плачевное обстоятельство, что пол раскачивался во все стороны, а когда я попытался обогнуть стол, он почему-то начал брыкаться всеми четырьмя ножками… Или восемью?
Свалив по пути еще что-то, со звоном разбившееся, я все-таки добрался до дверей. Верно люди говорят: настойчивость — залог успеха. С третьей попытки я нашел ручку и с трудом вспомнил, в какую сторону нужно толкать створки. Когда я наконец открыл дверь, то готов был прикончить на месте любого, кто околачивается с той стороны.
В коридоре, с обычным для него несчастным видом, стоял Рэдви, а потому я временно отложил мысли об убийстве.
Рэдви — паж, один из многочисленной и почти бесполезной своры этих слегка бестолковых и не в меру проказливых мальчишек. В его обязанности входит сообщать королю обо всех назначенных на сегодня визитах, выполнять мелкие поручения придворных и вообще всегда быть готовым в любой миг помчаться куда угодно. Рэдви от силы лет шестнадцать, его пристроили сюда влиятельные родственники и он ужасно всего пугается. Чем-то он напоминает меня же самого в начале пребывания здесь, а потому мне порой становится его жаль. Где-нибудь через годик он либо обвыкнется, либо сбежит из дворца раз и навсегда. А нынче Рэдви — просто ходячее воплощение неудачливости, шарахающееся от каждой тени. Со всеми сваливающимися на него трудностями он почему-то тащится ко мне. Вот и говори после этого, что нужно помогать ближним своим! Да они, эти самые ближние, с радостью сядут тебе на шею и еще погонять будут!
— Чего тебе, Рэдви? — это было все, что я смог членораздельно выдавить из себя. Рэдви попятился, глядя на меня с плохо скрываемым ужасом, и робко проговорил:
— Д-доброе утро, ваша милость…
Ничего себе доброе! Сначала грохочут над ухом, потом поднимают с постели! А терпение даже у меня не безгранично…
Наверное, Рэдви сообразил, что я зол и раздражен, а потому быстренько перешел к цели своего появления.
— Ваша милость, вы не знаете, где Его величество?
«Поздравляю, барон Юсдаль-младший, ты стал самым влиятельным человеком в государстве! — мне ужасно захотелось рассмеяться. — Тебя будят только ради того, чтобы спросить, где сейчас король!»
— Понятия не имею, — любой придворный обязан уметь врать, сохраняя на лице самое искреннее из доступных ему честных выражений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28