— Барби, я хочу…
Ее опять схватили за руку, и доверительный голос Гая раздался у ее уха. Она попыталась вырваться, но это ей не удалось. В самом деле, он сильно, до боли, сжал ее руку и потащил ее в конец комнаты, прочь от своего отца. Барбара понятия не имела, где он собирается остановиться — в Уединенной глубокой оконной нише или поискать еще какое-нибудь место, но она непременно хотела вырваться. Однако привлекать внимание Лестера ей казалось нежелательным, поэтому она позволила немного оттащить себя в сторону. Но прежде, чем они достигли двери, к которой он направлялся, она сильно отклонилась назад и резко дернула его, чтобы остановиться.
— Мое имя — леди Барбара, — заявила она, и в ее голосе звучала сердечность снежного бурана. — Я никогда не давала вам права называть меня Барби, и я не стыжусь своего мужа, чтобы позволить вам такую интимность. Позвольте мне уйти.
— Ты — возбужденная сука, — прошипел Гай. — У тебя на уме только салонные ухаживания. Все, что от тебя требуется, — сказать, где я должен с тобой встретиться, и…
— Боже упаси! — воскликнула Барбара. — Если я не встречу тебя никогда, пока я жива, и то это будет слишком короткая разлука!..
Он сильнее сжал ей руку; боль заставила ее забыть о нежелательности скандала и вцепиться в его руку, сильно поцарапав ее ногтями. Он пробормотал проклятия и занес сжатую в кулак свободную руку, чтобы ударить ее, но рыжеголовый молодой человек, который раньше пристально смотрел на нее, схватил его запястье.
— Джентльмен не оставляет синяков на руке у леди и не бьет ее при людях, — сказал он, оскалив зубы, и это не было улыбкой. — Даже когда леди этого заслуживает, а я уверен, что леди Барбара не заслужила. Пожалуйста, отпусти ее, Гай.
— Не лезь не в свое дело! — взбешенно прошипел Гай. — Я знаю ее. Она хочет…
— Нет! — воскликнула Барбара. — Я ничего от вас не хочу, кроме того, чтобы вас здесь не было. — И, повернувшись к рыжеголовому, она добавила: — Я даю вам право заняться моим делом. Моя рука не имеет к тебе никакого отношения, Гай. Отпусти ее.
Гай засмеялся, будто пошутил, потом пожал плечами.
— Я думал, у тебя больше здравого смысла. — Но руку он отпустил.
Барбара проворно отступила на шаг так, чтобы можно было повернуться к нему спиной, и сделала глубокий реверанс рыжеголовому.
— Благодарю вас, милорд. Вы не окажете мне любезность сопроводить меня в зал и подождать, пока не будут вызваны мои люди?
— Женщина! — огрызнулся Гай и отвернулся.
Рыжеголовый наблюдал за уходившим Гаем. Его лицо было настолько бесстрастно, что он мог бы с таким же успехом крикнуть вслух, выражая свою неприязнь к молодому Монфорту.
— Спасибо. На самом деле вам не нужно идти со мной, — улыбнулась Барбара.
— Но я буду рад сделать это. — Он улыбнулся в ответ и добавил: — Вы не помните меня? Я — Гилберт де Клер, граф Глостер. Не думаю, что мы когда-либо были представлены друг другу. Но я помню вас, потому что вы были самой остроумной придворной дамой королевы Элинор. Одна из них назвала мне ваше имя и сказала… О, я прошу прощения.
Его лицо покраснело еще сильнее, и Барбара громко рассмеялась.
— Это была та, которая сказала: «Просто удивительно, как ее собственный яд не отравит ее», или: «Может быть, одна из ее маленьких острот просто свалилась ей на голову, как божий дар?»
Пока он провожал ее на конюшню, они обменялись Дружелюбными фразами. Он подсадил ее на оседланную Фриволь, прежде чем она успела учтиво попрощаться. К этому времени Барбара уже вспомнила: граф Глостер Участвовал вместе с Лестером в недавней кампании против мятежных лордов из Уэльса. Очевидно, Глостер не сидел в крепости, а ездил верхом и останавливался в палатках вместе со своими людьми, и его светлая кожа покрылась загаром.
* * *
После мессы Барбара вернулась домой, сменила придворный наряд на простую свободную одежду и села возле небольшого огня, который развела Клотильда, чтобы прогнать сырость позднего летнего вечера. Погода еще не стала прохладной, и Барбаре было достаточно тепло и без огня, но его потрескивание в очаге и яркие языки пламени поднимали ей настроение.
Альфред вернулся не так поздно, как она ожидала. Он был раздосадован и считал время, проведенное с Генрихом де Монфортом, потраченным совершенно напрасно.
— Я спрашивал его прямо, должен ли я остаться в Англии. Я мог бы уехать из Кентербери по личному делу моего брата Раймонда, — рассказывал он Барбаре в то время, как Шалье помогал ему переодеться. — Он засыпал меня множеством извинений и сожалений, но не дал ответа. Ты справилась лучше? — спросил он, усаживаясь напротив нее со вздохом.
— Нет, — призналась Барбара. — Лестер принял меня сразу. Мне кажется, он испытывает угрызения совести из-за того, что «лишил» меня ухаживаний своего сына. Он даже признал, что маленькое одолжение, о котором я прошу, принесет много пользы, но не сделал его.
— Он отказал прямо? — нетерпеливо спросил Альфред. — Если он сделал…
— Нет, — усмехнулась Барбара. — Ты не найдешь в его отказе потайной дверцы, которую откроют для тебя французские эмиссары. Лестер сказал, что Уильям Мардоу — не его заключенный, а его сына Саймона, и пообещал написать письмо с просьбой позволить нам посетить Уильяма.
Альфред застонал. Барбара согласилась, что это хорошо известные приемы проволочек, но ничего другого сделать не могла.
— Я надеюсь, ты не слишком нажимала на него?
Барбара спросила, не хочет ли Альфред вина или что-нибудь поесть, и, когда он отрицательно покачал головой, ответила на его вопрос:
— Лестер не позволит излишней настойчивости в просьбах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120