Золотые слитки будут проданы, а на вырученные деньги бунтовщики купят себе оружия для продолжения войны.
В тот вечер мне сложно было судить о том, насколько оправданы их опасения. Теперь мне кажется, что они ошибались. Люди, которых мы тогда называли бунтовщиками и мятежниками, относятся к драгоценным реликвиям своей страны с не меньшим, а то и большим почтением, и никогда бы не попытались так по-варварски уничтожить их.
Однако в тот вечер я думал о другом.
Меня не беспокоило, насколько обоснованы страхи людей, которые разговаривали со мной. Я видел их лица, слышал их голоса. Этого оказалось достаточно.
Это было важно для них, важнее всего на свете, важнее их собственной жизни. Пожалуй, даже важнее существования всей их страны.
Они еще пытались бороться, но в глубине души каждый из них понимал, -их ждет изгнание. Что они станут делать со священными реликвиями? Как обеспечат их безопасность? Где станут хранить? Сотни коллекционеров со всех концов света, десятки тысяч воров станут охотиться за оставшимися без надлежащей охраны драгоценностями.
Эта опасность была ничуть не меньшей, чем угроза уничтожения реликвий повстанцами. И куда, более оправданной. Какие бы меры ни предприняли оказавшиеся в изгнании аристократы, в конце концов, вещи тем или иным способом будут украдены.
Поэтому, во имя великой дружбы, которая, по их словам, связывала некогда моего отца и их великого императора, они умоляли меня взять на себя заботу об их святыне. Они просили сохранить реликвию, надежно укрыть в одном из самых защищенных сейфов моего банка, спрятать так, чтобы никто не мог даже догадаться о местонахождении этих драгоценностей.
Я смотрел на них и молчал. Наступил день, который я ждал столько лет. Долгие годы перед моими глазами стояло воспоминание -- отец, показывающий мне размазанную черно-белую фотографию. С каким восхищением он говорил о своем знакомстве с этим расфуфыренным ничтожным старикашкой, который и кончика его мизинца не стоил. И вот настал миг, когда я мог заставить их заплатить за все.
Глупо, не правда ли? Ведь я уже давно перестал быть горячим юнцом. Я привык вести деловые переговоры, когда за холодной улыбкой скрываешь возбуждение и азарт сражения. Мне казалось, что я мог сохранить хладнокровие в любой ситуации. И, тем не менее, старая, юношеская обида оказалась жива. Она полностью захлестнула меня.
Они были полностью в моей власти. Они сами стремились к этому. Я мог сделать все, что угодно, с несчастными кусочками золота, которые они почитали за святыню. Я мог их продать, мог оставить себе навсегда, наконец, мог переплавить.
Джейсон Картер тяжело расправил плечи, его взгляд вновь скользнул по ряду фотографий на каминной доске.
-- Я согласился, -- глухо сказал он, как будто в чем-то извинялся перед самим собой. -- Я дал им слово. Возвращаясь домой, в тот вечер, я уже твердо знал, что сдержу его. Теперь вы понимаете, почему мне так сложно принять решение.
Для меня это тоже что-то вроде святыни.
На этот раз у него хватило сил, чтобы встретиться глазами с портретом отца.
Зазвонил телефон.
Я взглянул на часы и заметил время. Минутная стрелка давно перевалила за цифру двенадцать. Доктор Бано оказался тактичным человеком, очевидно, сказалось глубокое знание философии. Я поднял трубку. У меня не было ни малейшего желания становиться секретарем старого банкира, но на этот раз я знал, кто звонит.
-- Мистер Картер? -- голос доктора Бано был таким же спокойным и таким же вежливым, как и во время нашего прошлого разговора. Я ничего не ответил, и он продолжал. -- Надеюсь, у вас было достаточно времени, чтобы задуматься над моим предложением.
Настала моя очередь поднимать глаза. Джейсон Картер смотрел прямо на меня.
-- Называйте время и место, -- резко произнес я. -- Мы согласны на передачу. И вот еще что. Теперь и вплоть до завершения дела вы будете иметь дело со мной. У мистера Картера ангина.
-- Приятно услышать вас вновь, -- голос Бано был каким-то влажным, и это усиливало мое раздражение.
Секундная стрелка моих часов быстро бежала по циферблату. Я слушал об?яснения моего собеседника и чуть заметно улыбался.
Он опустил трубку за несколько секунд до того, как приборам слежения удалось бы выяснить, откуда он звонит. Поэтому я не стал и пытаться этого сделать.
-- Завтра днем с этим человеком будет покончено, -- сказал я, вставая и снова глядя на часы. Теперь в этом уже не было необходимости, но жест прибавил мне важности. -- Можете ни о чем более не беспокоиться, мистер Картер.
Я был взбешен. Этот человек ухитрился не только оскорбить Франсуаз своим пренебрежительным отношением, но еще проделал это таким образом, что теперь она обиделась и на меня.
А еще я думал о девушке, которая родилась в маленьком тихом городке где-то на севере Техаса. Она приехала в Калифорнию, потому что ей нравились пляж, пальмы и красивая жизнь.
Она стала проституткой. Возможно, ничего другого она делать не умела, возможно, ей просто не повезло. Возможно, ей не нравилось работать. Возможно... В любом случае, она стала проституткой.
У нее была мать, которой она регулярно отсылала деньги. Старушка жила на них и пользовалась уважением в квартале. Соседи думали, что ее дочь получила в Лос-Анджелесе хорошее место.
Может, так оно и было на самом деле.
У нее был парень. Он говорил, что любит ее, и был готов вывихнуть челюсть любому, кто назвал бы его девочку проституткой. И это все, что он был готов для нее сделать.
Потом ее убили, и важные люди в дорогих костюмах начали беспокоиться о своей репутации. Когда эта опасность миновала, о девушке все забыли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163