Я встала, потопталась на месте и начала обозревать окрестности. Позади нас возвышался особняк, ярко освещенный солнцем. И вдруг я заметила невдалеке от дома какое-то строение.Если это не коттедж и не конура для собаки, то что же это? Надо узнать.Я еще раз взглянула на задумчивого компаньона и решительно шагнула на дорожку.Строение было загадочным и непонятным: дверь и ни одного окна. Подойдя ближе, я увидела замок на двери. Замок был на цепи. Я пошла вдоль стены и вскоре заметила прикрепленную тяжелыми болтами медную доску:РЭНДОЛФ ИРВИНГ УБХАРТПониже были указаны даты жизни: 1901 — 1954. Была еще одна надпись: «Все преходяще — кроме меня».Неожиданно кто-то кашлянул у меня над ухом. От неожиданности я подпрыгнула так, что чуть не улетела в небо. В моей жизни был только один подобный случай — в казино в Лас-Вегасе. Я собиралась сделать ставку, как вдруг кто-то крикнул над ухом. Не помню, отчего этот парень завопил — от радости или от огорчения, но я столкнула его под стол и саданула каблуком под ребро.Я с трудом усмирила свое сердце, стучащее в ушах, как отбойный молоток. Медленно повернулась. Позади стоял Джонни. Он подошел так тихо, что я решила — это закашлялся покойник.— Мэвис, чего ты так дрожишь? — участливо поинтересовался Джонни. — У тебя нервы не в порядке. Делай по утрам холодные обтирания.— После того, как я побывала в подвале, ты хочешь, чтобы мои нервы не были натянуты, как струны, — огрызнулась я. — Лучше скажи: что это за место? Что за здание?— Мавзолей. Склеп. Усыпальница... Богатый человек может себе такое позволить.— Честно говоря, я слишком буквально поняла слова о том, что Рэндолф Убхарт похоронен здесь. Значит, он покоится не в доме, а в склепе?— В старинных усадьбах бытовала такая традиция, — ответил Джонни. — Ты обратила внимание на этот девиз, или кредо: «Все преходяще — кроме меня»? Что бы это значило?— Безмерное самомнение!— А может, сарказм? Как ты полагаешь, у старика было чувство юмора?— Если и было, то весьма своеобразное. Он любил черный юмор. Этот старик непонятен и страшен. Мне кажется, он здесь, рядом. Скрывается в доме, бродит по ночам...— Ты забыла, что за пять лет он истлел. Ему не до прогулок по дому...— Джонни, дорогой, пойдем отсюда. Если я останусь здесь еще пять минут, то ночью не усну.Джонни прищурился и подмигнул мне:— А может, заглянем в склеп? Ты говорила, что Рэндолф Убхарт потребовал в своем завещании отдать ему последние почести. Вот мы и...— Нет! И к тому же склеп на замке.— Сейчас проверим, — Джонни подошел к двери и подергал за ручку. — Заперто, черт возьми! Хотя...Он наклонился и внимательно осмотрел замок.— Кажется, недавно кто-то здесь ковырялся. Полюбуйся, Мэвис!Я осторожно подошла к двери усыпальницы и глянула на замок. Кто-то смазал его — это было очевидно. Замок и два звена цепи, на которой он висел, блестели от смазки, в то время как остальная часть цепи была покрыта патиной и ржавчиной.— Значит, не у меня одного появилась мысль посетить старика, — удовлетворенно потер руки Джонни. — Но у того, кто был здесь, наверняка имелся ключ!Джонни еще раз все осмотрел и отошел от двери.— Однако как это можно связать с убийством экономки? Не знаю... — он сделал брови домиком. — Мне пора ехать, Мэвис.— Джонни! — я вцепилась в него, как кошка на пожаре в рукав пожарного. — Не оставляй меня здесь одну.— Ты действительно какая-то нервная, — удивился Джонни. — Заболела?— Нет, но... Понимаешь, вчера во время обеда Фабиан Дарк сказал, что Рэндолф Убхарт был нехорошим человеком. То есть он сказал это как-то иначе, но суть та же. Эдвина помогала хозяину справлять в подвале шабаш. Эдвина была его подручной.— Ты уже говорила мне это, но я не вижу здесь ничего такого, за что можно было бы зацепиться.— Однако... — мне стало тяжело говорить, словно Рэндолф Убхарт сдавил мою шею невидимой рукой. — Этот девиз... это кредо: «Все преходяще — кроме меня»... Может, старик намекает на свое бессмертие? Продал душу дьяволу или что-то в этом роде.— Точно, ты больная, — уверенно заключил Джонни.— Допустим, что Фабиан Дарк не солгал и Эдвина обслуживала хозяина, потакала его извращенным прихотям, — я старалась говорить спокойно. — Теперь представь: кто-то — сам хозяин или другой... не знаю, кто, — велел Эдвине сделать в подвале эти... декорации. Эдвина зажгла свечи... Она ждала... Опять же, я не знаю, кого. Рэндолфа Убхарта? Может быть. Ждала его так же, как и пять лет тому назад. Теперь я вижу, что усыпальницу открывали. Ты считаешь, что туда входили. А если... наоборот?— Что-о?— Если из склепа кто-то вышел?Джонни был ошарашен.— Ты намекаешь на то, что кого-то выпустили из склепа? У тебя есть извилины, малышка. Ты сказала нечто важное... Скажи, отчего ты все время так дрожишь? От страха или от голода?— В доме нет экономки, а значит, нет и обеда.— Сочувствую. Сам я поел в Санта-Барбаре, — пробормотал Джонни. — О тебе я как-то не подумал...Мысли его были заняты совсем иным, чем мой пустой желудок. В задумчивости Джонни направился к машине.— Джонни! Ты сказал, что у меня есть мозги. Но что тебя заинтересовало в моих рассуждениях?— То, что ты говорила об играх Рэндолфа с Эдвиной в подвале.— Но я знаю о них только со слов Фабиана Дарка.— Фабиан Дарк! Спасибо, что напомнила о нем. Это важная фигура на нашей шахматной доске. Глава 9 Мы с Джонни распрощались у крыльца, и он умчался на машине в Санта-Барбару. Счастливчик, ему не грозят убийством, если, конечно, он сам не затеет ссору с какими-нибудь подонками. Впрочем, Джонни редко ссорится с чужими людьми — он осторожный, мой компаньон.Я вошла в дом и вновь попала под массированный обстрел глаз сержанта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38