Она имела в виду древний «шевроле», которым пользовалась раза два в год. — Может быть, когда специалист подтвердит то, в чем я не сомневаюсь, вы станете больше доверять мне.
Он пришел в офис рано, еще не было семи. В офисе никого не было. Дурак, он хотел устроить ей сюрприз — поставил на ее стол орхидею. Она переступит порог и при виде цветка сразу поймет, что это от него, что он на четыре дня сократил свои странствия, чтобы поскорее увидеть ее.
А получилось, что сюрприз ждал его самого.
Едва увидев, что Данте уже сидит за столом, Карл Ньюбери тотчас же заботливо подсунул ему утренний номер местной ежедневной газеты.
— Помните, дружище, я пытался предупредить вас? — В голосе Ньюбери слышались горестные ноты, но глаза выражали ликование: он предвкушал реакцию Данте. — В ночь банкета на Пойн-сиане что только я не делал, чтобы заставить вас понять, какого сорта эта особа. Но вы не вняли.
— Не знаю. — Данте все еще не терял слабой надежды, что вот-вот на пороге появится Лейла и убедительно объяснит, как она попала в объектив, держа за руку наследника империи Флетчеров.
— Я с самого начала подозревал, что она из породы охотниц за богатством. Мне не доставляет удовольствия говорить гадости, но то, что вы можете предложить ей, выглядит как жалкая кучка бобов по сравнению с наследством Энтони Флетчера.
Неоспоримая, хотя и отвратительная, правда! Данте зарабатывал достаточно, чтобы его мать и семьи его сестер ни в чем не нуждались и чтобы он сам мог жить по высшим стандартам. Но Карл прав, это не идет ни в какое сравнение с империей Флетчеров.
Данте отослал Ньюбери, кратко напомнив, что ему платят зарплату за другие обязанности и что это не его ума дело. А сам остался ждать. Девять часов. Десять. Десять тридцать.
Медленно разгоравшаяся ярость наконец захватила его целиком. Факт оставался фактом: Лейла так и не пришла.
Данте не привык сидеть сложа руки и ждать. Черт возьми, во всяком случае, у нее перед ним моральный долг.
Поставив перед собой телефон, он набрал ее домашний номер. Никто не ответил. Он долго держал трубку. Пусть ее нет дома, но куда, черт возьми, девались ее мать и тетка? А что, если несчастный случай? Но тут взгляд его снова упал на газету. Фотографию сопровождала статья. «Все еще не оправившийся от ранения, полученного при взрыве моста, сын выдающегося промышленного магната вернулся домой героем… окруженный семьей и заботой своей возлюбленной Лейлы Коннорс-Ли. На вопрос, можно ли в скором времени ждать свадебных колоколов, улыбающийся Самюэл Флетчер ответил репортерам:
— Полное выздоровление сына — это, очевидно, первое дело. Мы верим, что впереди нас ждет только хорошее».
Что и говорить, несчастный случай. Но его жертвой стал он, Данте Росси! Он вел себя не менее опрометчиво, чем подросток, впервые севший за руль гоночной машины. Он выставил себя на потеху всем, кто видел, как он потерял голову на Пойнсиане.
— Болван! — Ударом кулака он отправил в полет корзинку для бумаг. Сообщения и электронная почта, накопившиеся почти за четыре недели, разлетелись по ковру.
На подписание делового контракта у него уходило больше времени, чем на предложение выйти замуж, сделанное совершенно незнакомой женщине. Такое странное помрачение рассудка можно было объяснить разве что какой-то редкой разновидностью тропической лихорадки. Конечно, рано или поздно он выздоровеет, но жаль, что он успел втянуть свою семью в этот нелепый фарс.
Он знал, что дома ждут его объяснений. И они получат их. Но не сейчас. Пока он еще не может доверять себе. Слишком велика его ярость. Данте предпочел бы умереть, чем показать, что удар нанесен его гордости.
Он подверг себя унижению, действуя как дурак на глазах у многочисленных свидетелей. Проклятие, как он мог совершить такую глупость? Из восьми или девяти недель, что он знал ее, они провели вместе меньше половины.
То, что произошло, не имеет отношения к любви. У этого есть совсем другое название.
Разумеется, ей ближе мир Флетчеров с их родословной и финансовой империей. А он сын простых рабочих. Иммигрантов, вкалывавших до седьмого пота. Людей, которые по-простому живут, по-простому говорят. Правду они не лакируют, потому что от этого не прибавится хлеба на столе или башмаков у детей. Он спутал физическое влечение с любовью, выставил себя круглым дураком. Но ничего, через пару дней он придет в себя и разберется в собственных мыслях.
Но прежде всего — бизнес. Последние восемь лет он вкалывал как раб, чтобы поднять компанию на нынешнюю высоту. Не может же он позволить, чтобы все вылетело в трубу из-за того лишь, что лопнула любовная интрижка.
— Если кто-нибудь спросит, меня нет, — снова потянувшись к телефону, сказал Данте своей помощнице. — Два дня назад вы получили от меня факс из Брюсселя. С тех пор вы не знаете, где я и когда вернусь.
До шести вечера он работал не поднимая головы, пока все вопросы, требующие его внимания, не были решены. А в голове все время билась мысль о ней.
Что, если она заболела? Или ее мать? Или чокнутая тетка? Может быть, есть разумное объяснение статье в утренней газете?
Данте потер горевшие от усталости глаза и включил телевизор, программу новостей. Как раз заканчивалась информация с рынка ценных бумаг.
«А теперь последние сообщения об Энтони Флетчере, — объявил ведущий. На экране появилась вчерашняя сцена в аэропорту. — Флетчер находится дома, — продолжал репортер, —и чувствует себя достаточно хорошо, чтобы принимать визитеров».
Картинка изменилась, и теперь показывали поместье Флетчеров, высокими стенами огражденное от любопытной публики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38