Graf Tagebuecher 1918-1937, S. 173.
, во всяком случае, она не давала ответа на эмоциональные нужды побе
ждённого и разочарованного народа. Конституция, обсуждавшаяся в первой
половине 1919 года и принятая 11 августа в Веймаре, не сумела даже достаточно
убедительно сформулировать свой собственный смысл. Строго говоря, она в
идела себя лишь техническим инструментом строя демократической власти
, но инструментом, лишённым понятия о целях этой власти.
Так что нерешительность и недостаток смелости уже вскоре отняли у револ
юции и её второй шанс. Конечно, новые деятели могли ссылаться на огромную
всеобщую усталость, на довлевший надо всеми страх перед страшнейшими ка
ртинами русской революции, да они и находили в своей беспомощности перед
лицом тысяч проблем, стоявших перед побеждённой страной, немало причин
для ограничения стремления к политическому обновлению, которое вырази
лось в лице рабочих и солдатских советов. Так или иначе, но события побужд
али к отказу от традиционных подходов, чего, однако, так и не последовало.
Даже правые первоначально приветствовали революцию, а слова «социализ
м» и «социализация» именно в среде консервативной интеллигенции воспр
инимались как волшебные заклинания ситуации. Но новые властители не пре
дложили никакой иной программы, кроме установления спокойствия и поряд
ка, реализовывать которую они к тому же брались только в союзе с традицио
нными властями. Не было предпринято ни единой, даже самой робкой, попытки
социализации, феодальные позиции немецкого землевладения остались нез
атронутыми, а чиновникам были в спешном порядке гарантированы их места.
За исключением династий, все общественные группы, имевшие до того опреде
ляющее влияние, вышли из перехода к новой форме государства почти без по
терь. И у Гитлера будет потом причина издеваться над действующими лицами
ноябрьской революции: кто же мешал им строить социалистическое государ
ство Ч ведь для этого у них в руках была власть
Adolf Hitler in Franken, S. 38 (речь, произнесён
ная 23 марта 1927 г.).
.
Скорее всего, какую-то революционную картину будущего могли предложить
только левые радикалы, но у них не было ни поддержки в массах, ни искры «эн
ергии Катилины»
Катилина Луций Сергий (108 Ч 62 до н.э.) Ч римский политический деятель и
з обедневших патрициев, обладал незаурядными демагогическими способно
стями, вовлёк в заговор против республики представителей разных слоёв н
аселения. Ему не удалось добиться единоличной власти, собранные им войск
а были разбиты в сражении при Пистории, сам он пал в бою. Ч Прим. перев.
, коей они не обладали изначально
Слова Макса Вебера, см.: Mommsen W. J. Max Weber und die deutsche Politik 1890-
1920. Tuebingen, 1959. S.99 f.
. Знаменитое 6 января 1919 года, когда революционно настроенная масса в
несколько десятков тысяч человек собралась на Зигесаллее в Берлине и до
самого вечера тщетно ожидала команды занятого непрерывными дебатами р
еволюционного комитета, пока не замёрзла и, усталая и разочарованная, ра
зошлась по домам, доказывает, какой, как и прежде, непроходимой осталась п
ропасть между идеей и делом. Правда, левые революционеры, главным образо
м до убийства их выдающихся вождей Розы Люксембург и Карла Либкнехта кон
трреволюционными военными, отпугнули страну в середине января волнени
ями, беспорядками и стачками, от которых было рукой подать до гражданско
й войны. Но то, что оказалось исторически безуспешным, все же не осталось т
олько лишь в силу этого без последствий.
Дело в том, что запутавшееся и лишённое ориентиров общество уже в скором
времени все схватки и столкновения того этапа стало сваливать на респуб
ликанский строй, который на самом-то деле лишь оборонялся, Ч все ставило
сь в вину «революции», а государство, которое родилось наконец в те несча
стливые времена, в самом широком сознании непостижимым образом ассоции
ровалось уже не только с восстанием, поражением и национальным унижение
м Ч эти представления стали теперь все в большей степени сливаться с ка
ртинами уличных боев, хаоса и непорядка в обществе, что всегда мобилизов
ало мощные защитные инстинкты нации. Ничто не повредило так республике и
её успехам в общественном сознании, как тот факт, что у её истоков стояла
«грязная», да и к тому же половинчатая революция. Вскоре у подавляющей ча
сти населения, даже в умеренных в политическом отношении кругах, в памят
и от тех месяцев не осталось ничего, кроме стыда, печали и отвращения.
Условия Версальского мирного договора ещё более усугубили эту неприяз
нь. Нация чувствовала себя втянутой в оборонительную войну, абстрактная
дискуссия во второй половине войны о её цели едва ли была понята национа
льным сознанием, в то время как ноты американского президента Вильсона п
ородили самые широкие иллюзии, будто крушение монархии и принятие запад
ных конституционных принципов смягчат гнев победителей и настроят их п
римирительно по отношению к тем, кто, по сути, делал не что иное, как продол
жал все так же вершить делами в бозе почившего режима уже после его кончи
ны. Многие верили также, что «мирный мировой порядок», основы которого, ка
к это прокламировалось в самом Версальском договоре, оным договором зак
ладывались, исключал и стремление отомстить, и акты явной несправедливо
сти, да и любые формы диктата вообще. Время этих вполне объяснимых, но всё
же несбыточных надежд очень точно было названо «утопией периода прекра
щения огня»
Troeltsch E. Spectator-Briefe. Tuebingen, 1924.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138