– Если с хозяином ничего не случится, дом всегда можно отстроить заново. – Он снова выдержал паузу. – Первый камень уже покатился, и у тебя очень мало времени».
«Ты предлагаешь опасный выбор, – угрюмо произнес князь, – но видишь дальше меня».
«Не надо мне завидовать. Даже Спящий удивляется, наблюдая в своих снах мои мучения».
«Вряд ли ему снятся такие кошмары…»
Камень, сорвавшийся с вершины. Камнепад, неумолимо приближающийся к стоящим под горой домам. Сегодня витиеватая речь Оракула была на редкость прозрачной, но князь все еще не принял окончательного решения:
– Оседлать лавину или предотвратить ее?
* * *
Как бы ни старались индустриальные гиганты, ежеминутно выбрасывающие в атмосферу десятки тонн пыли, с какой бы интенсивностью ни засоряли прилегающие районы отработанными шлаками металлургические комбинаты, сколько бы тонн сырой нефти ни выливалось из дырявых нефтепроводов и налетевших на рифы танкеров, все равно на Земле не было места, похожего на это. Даже если бы все машиностроительные заводы и химические комбинаты, все танкеры и нефтепроводы мира были сосредоточены на одном поле, все равно это поле не стало бы столь мертвым и безжизненным. Все равно нашлось бы растение, которое пробилось бы к солнцу через горы шлака и химических отходов, которое научилось бы соседствовать с нефтяными прудами и подставлять листья кислотным дождям, которое сумело бы переработать этот мусор с тем, чтобы через тысячу или десять тысяч лет, когда тупые и оборотистые «цивилизаторы» вымрут, вернуть планету в ее нормальное состояние. Нашлось бы такое растение, ибо, несмотря на все усилия челов, они не сумели и не сумеют преодолеть главный закон своего мира – стремление давать жизнь.
…Это место не могло находиться на Земле: ведь ни в черной пыли, покрывающей его поверхность, ни в мрачно нависающем над ним мраморном небе, ни в неистовом, непрерывно дующем ветре не было и намека на жизнь. На то вечное, хаотичное движение, которое не признает никаких правил и ограничений, которое всегда побеждает любого врага только ради того, чтобы жить, и которое невозможно вычислить или просчитать – его можно только почувствовать.
В Глубоком Бестиарии не чувствовалось ничего подобного.
А еще в нем не чувствовалось времени.
А еще казалось, что тяжелое мраморное небо только потому не падает на поверхность, что уже соприкоснулось с нею на линии горизонта да так и застряло.
А еще все это место было покрыто мельчайшей черной пылью, каждая частичка которой была тверже алмаза и настолько маленькой, что увидеть ее можно было лишь в электронный микроскоп. Если бы кому-нибудь пришло в голову притащить его в Глубокий Бестиарий.
Но при этом, как ни странно, непрерывно дующий ветер не поднимал пыль вверх, не заставлял ее клубиться под мраморным небом, и единственное, на что у него хватило сил, – создать из черных частичек невысокие дюны, которые неторопливо мигрировали по Глубокому Бестиарию. Невысокие, черные дюны.
Казалось, ничто и никогда не сможет изменить царящий здесь порядок. Слишком уж безжизненными выглядели дюны, слишком тяжелым – небо, слишком постоянным – ветер. Но это только казалось. С тихим шорохом по мрамору небесной тверди пробежала тоненькая молния, золотистая змейка, нарушающая привычное постоянство Глубокого Бестиария. Прочертив на небе длинную ломаную кривую, она бесшумно ударила в одну из черных дюн, образовав в пыльной поверхности маленькую воронку, и одновременно из-под сводов тяжелого неба послышался негромкий голос:
– Ктулху!
Миллиарды черных песчинок взлетели в воздух и, подчиняясь чьей-то воле, оказавшейся гораздо сильнее мощных порывов ветра, закружились в причудливом танце вокруг воронки, из которой устремился вверх узкий лучик золотистого света.
– Твое время пришло!
Пыльный смерч становился все больше, скорость движения песчинок возрастала, из легкого облачка, напоминающего рой черных насекомых, они превратились в плотный, подобный веретену, вихрь, полностью поглотивший золотистый луч. Постепенно внутри смерча возникли новые завихрения, его основание распалось на три части, а еще два отростка возникли примерно в шести футах над поверхностью. Когда плотность пыли достигла максимума, вихревые движения прекратились и черная фигура стала быстро приобретать окончательную форму: складки серой кожи, острые клыки, длинные жилистые руки, и вот…
– Великий Господин! Я вернулся!!!
Ослепительная золотистая вспышка озарила безжизненную равнину Глубокого Бестиария, и, когда она погасла, на том месте, куда ударила молния, стояла массивная, семи футов ростом, тварь с необычайно широкими плечами и мощными ногами. Ступни чудовища представляли собой длинные и острые шипы, поэтому при остановке ему приходилось поддерживать равновесие при помощи толстого хвоста. Круглая голова монстра была абсолютно лысой, рот, растянутый от уха до уха, наполнен кривыми желтыми зубами, а маленькие, глубоко проваленные глаза горели ярким золотистым огнем так, словно впитали в себя давешнюю молнию.
– Великий Господин! – взревела тварь. – Твой Ктулху вернулся! Погонщик рабов твоих!!
* * *
Ночной клуб «Лунная заводь»
Москва, улица Большая Пироговская,
29 июля, воскресенье, 23.51
Музыка гремела отовсюду. Огромные колонки, установленные в каждом свободном уголке, наполняли помещение грохочущими звуками рейва, призывая к максимальному отключению от всех насущных проблем. Потный диджей хрипло выкрикивал в микрофон невразумительные лозунги и все более ускорял ритм танцпола. В мерцании огней его круглая, украшенная модными очками голова напоминала гримасничающий воздушный шар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19