— Тогда не спускайте взгляда с экрана, — сказал я. — Любой неподвижный активный объект следует считать миной, а подвижный — торпедой. Мины будем обходить, а от торпед по возможности удаляться.
— А если не будет такой возможности? — поинтересовался Алекс.
— Погоди, я об этом пока не прочел, — соврал я. — Дядя Макс, как скоро можно ждать спасателей на гравилетах?
— Не раньше, чем взойдет солнце, — ответил он. — Они обещали поспешить, но вряд ли будут особенно рисковать. Им и так для нашего спасения придется снижаться в зону действия ударной волны биотехов, это для них уже большой подвиг. Нельзя требовать от людей больше, чем они могут.
Я вспомнил слова отца о людях, для которых нет выбора, и кивнул. Взрослые знали друг друга лучше, чем знал их я, поэтому таким утверждениям следовало верить.
— Пока не видно опасных целей, — сказал я, вставая с кресла, — мне надо найти среди пассажиров одного важного человека. Так велел отец. Да, Дядя Вакса?
— Да, мистер Вершинский, — серьезно ответил Доктор. — Нам надо найти девчонку и кое-что выспросить у нее. Надо спешить. Кто знает, сколько у нас времени?
— Никто, — развел руками дядя Макс. Он достал из капитанского ящика горошинку рации и сунул мне в ухо. — Будь на связи. Если что случится, дуй сюда.
— Есть, капитан! — ответил я.
Вакса взял меня за руку, я подхватил кейс, и мы с ним покинули рубку.

ГЛАВА 3
Загнанные

На поиски неуловимой девчонки мы с Ваксой потратили не менее часа. Наконец она обнаружилась в игровом зале, вместе с двумя десятками других пассажиров, укрывшихся там из-за отсутствия иллюминаторов.
— Привет! — Незнакомка первой узнала меня. — Что у тебя с лицом?
— Повредило взрывом, — с гордостью ответил я. — Мы с отцом были в рубке, когда шарахнула мина.
— Ты сын Вершинского?
— Да. Андрей.
— А я Оля.
— Очень приятно. Вообще-то я именно тебя искал.
— Вот как? — усмехнулась она.
— Да. Где твои родители?
Я задал этот вопрос, чтобы знать, с кем договариваться и на каких условиях можно забрать Олю в рубку. Ну не мог же я знать, что для этой бесстрашной девчонки вопрос окажется таким острым! А он оказался острым, как лезвие операционного робота.
— Дурак! — выдохнула она после короткой паузы. И отвернулась, заплакав.
Я понял, что она сирота, но было поздно. Я уже резанул ей по душе, и теперь, сколько ни пытайся заклеить рану, она все равно будет заживать какое-то время. Хотя мог бы догадаться, честное слово. По тому, как она сообщила о гибели тети Анны. Только человек, в детстве переживший смерть родителей, может с таким ледяным спокойствием говорить о смерти других людей. Ну, если не мог догадаться, то должен был хотя бы заподозрить.
— Извини… — Я осторожно шагнул к ней.
— Отвали.
— Оль, я не знал, честно. Мне нужно было с кем-то договориться, чтобы тебя отпустили в рубку.
— Зачем? — покосилась она на меня.
— Мне нужна твоя помощь. Одному мне не справиться. Но я не могу здесь говорить, давай выйдем.
Она недобро сощурилась, но все же направилась вслед за мной. Мы выбрались из игрового зала в небольшую комнату, бывшую когда-то курительной. Вакса остался у дверей, чтобы нам никто не мешал. К детям многие относятся пренебрежительно даже в экстренной обстановке, но у доктора было достаточно авторитета, чтобы убедить любого в важности нашей с Олей беседы.
— Мой отец скоро умрет, — коротко сообщил я, стараясь, чтобы не дрогнул голос. — Его сильно ранило взрывом.
— Извини, что я тебя дураком обозвала, — негромко сказала она. — Твой отец всех нас спас.
— Да. Но теперь он ничего не может, ему выбило оба глаза. И он передал мне тетрадки с записями о биотехах. Вот, смотри. — Я открыл кейс. — Можешь полистать, если хочешь.
— Трудно будет в этом разобраться, — вздохнула она, открыв первую попавшуюся тетрадь.
— Да, у меня с ходу не получилось. Только никто об этом не знает. И лучше, если не узнает, а то начнется паника. В рубке уверены, что я получил от отца все секреты в наследство. Но это не так.
— Значит, мы умрем, — грустно вздохнула Оля.
— Нет. Я случайно заметил, что на самой высокой мощности сонары обнаруживают ультразвук биотехов на очень большом расстоянии. Это поможет дяде Максу какое-то время уходить хотя бы от неподвижных мин.
— А что делать с торпедами?
— Пока не знаю. Но дело не только в этом. Надо как-то провезти тетрадки на материк, когда нас будут снимать с борта гравилетами. Любое изучение биотехов, оказывается, нарушает закон, значит, все эти записи запрещены. У нас их отнимут, если найдут.
— Ну, провезти их несложно. — Оля наморщила лоб в задумчивости. — Надо зарисовать все листы пастельными мелками.
— Много времени уйдет.
— Это если бы ты один рисовал. Но я тебе помогу, получится по семь тетрадок на каждого. Не так много. А мелков для грифельных досок в игровом зале тьма-тьмущая. Тогда можно будет уже в гравилете раздать по тетрадке всем детям, которые там будут. А когда сядем, можно разыграть сцену — мол, на прощание все друзья дарят тебе свои рисунки. Взрослые не воспринимают детей всерьез, они ничего даже не заподозрят. Потом отмоешь мел с пластика, и все дела.
— Я знал, что ты придумаешь что-нибудь толковое, — улыбнулся я.
— Почему?
— Не знаю. Там, на бревне, я понял, что ты взрослее меня, хотя лет нам, похоже, одинаково.
— Редкому мальчишке приходят подобные мысли в голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19