Никитку? Да дурачок! И
не только дурачок. Преступник! Он Сталина закопал. А можно ли было так?
Постепенно! Постепенно. Постепенно. А то - трах, бах! Нате вам! На весь
мир. В позор втолкнул главное - чекистов. Слава Богу, мы есть, низовые. Мы
никогда в это не верили. И никогда этому кукурузнику не простим.
Ковалев насторожился, прямо зыркнул на меня, когда я сказал о
документах, которые мне бы понадобились. Но я сразу его успокоил: не беру
же сразу их, с собой! Это мы будем делать за беседой, смотреть, что
выгодно в книге показать, что не стоит показывать.
- Конечно, так и будем, - сказал Ковалев, уже генеральским голосом. -
Иначе-то выйдет, как у этого кукурузника.
- Мы этого не допустим. Статья о вас должна быть самой сильной,
главной.
Он помолчал, потом, смерив меня таким ироническим взглядом, сказал:
- Не пойму я тебя! То ли ты насмехаешься, то ли у тебя такой стиль
уговорить человека.
- Да со всеми разумными людьми я так и говорю. Ну а как же иначе?
- Ладно, ты не обижайся. Книжку делать, понимаю, сложно... А ты чего
хотел опять встречаться с Мещерскими?
Вопрос не застал меня врасплох. Я подготовлен был к нему Шаруйко.
- Я и не собирался с ними встречаться, - сказал я, как можно
равнодушнее. - Однажды я с ними, правда, встречался. Это когда писал о
том, чтобы сержантов заставы реабилитировали. Вышло неловко, недовольны
были они. Хотя говорили же о том, о чем я написал.
- Ну ты связался с евреями!
В прошлый раз Ковалев мне так же примерно сказал. Постоянен, не
отступает от своих убеждений.
Мы, уже спокойнее, опять вернулись к будущей книге. И он уже мне,
кажется, верил. Я теперь был умней, не настораживал его своей лестью.
"Нет, - думал я, - лесть тут не подходит. Тут нужен другой метод".
Я думал, как его расколоть. Я должен его расколоть!
Во что бы то ни стало должен добраться до сути.
...Я пришел вскоре на дачу Мещерских. Там нашел Павликову. Нельзя
сказать, постаревшую и подурневшую от всего того, что пришлось ей
пережить. Это была просто сорокалетняя женщина, как многие работающие
предостаточно и тяжело. Она управлялась на даче Мещерских во многих
должностях: уборщицы, поварихи, садовника, огородника... Но, как я понял,
и платили ей немало. Во всяком случае, живя в отдельном домике-времянке в
глубине дачи, она имела приличную обстановку, неплохую кухню и
сравнительно хорошую одежду. Я попал на обед. Детей за широким столом из
дуба было четверо. От одиннадцати до пятнадцати лет. Все они, когда я
вошел, встали. Или приучили их так в школе, или тут Мещерские заставляют
вставать, когда приходят.
Меня посадили за стол, и я не сопротивлялся, время было обеденное.
После кофе Ковалева и поесть не мешало.
Павликова налила мне тарелку красного наваристого борща и положила,
как всем, кусок мяса. Она пододвинула ко мне горчицу, соль, перечницу.
- Добавляйте на свой вкус, если что у меня не так.
Но все было и так вкусно.
Я не спеша ел. И семья ела не спеша.
- Одного не хватает, - сказала Павликова. - Уже взрослый. В ПТУ
учится. Саша наш.
Дети посмотрели на мать, удивляясь, чего это она рассказывает мне о
Саше? Они, видно, привыкли не отчитываться перед другими.
- Я его помню, - стал вспоминать. - Мы его тогда посадили с шофером.
- Да. Клеенки не хватило, чтобы хорошо закутать. Эти были маленькие,
а на него требовалось клеенки порядочно.
Мы потом, пока не ушли дети, молчали. Как только хлопнула калитка, и
веселый детский гам послышался в той стороне, куда они направились,
Павликова, изучающе глядя на меня, спросила:
- Вы так приехали ко мне? Или по какому делу?
Я поблагодарил за обед и уклонился вначале от ответа.
- Нет, вы все же скажите? А то я беспокоюсь.
- А чего вам беспокоиться?
- Понравится ли все это моим хозяевам.
- Старым? Или Елене Зиновьевне?
- Скорее, старшим. Она-то... Она ничего не скажет. Но она не хозяйка
здесь.
- Но живет-то здесь она?
- Нет, родители это понимают, не мешают ей. Но со мной они говорят
как хозяева.
Я присел на стул бочком и, сам не знаю как, спросил:
- Скажите, как по-вашему, почему полковник Шугов перешел именно на
участке границы заставы, которой командовал ваш муж?
Она не растерялась, медленно вытерла стул, села напротив меня.
- Вы садитесь удобней, - сказала поначалу. - Чего вы так бочком?
Вроде - порх и улетели?.. Почему перешел именно у нас? А вы не догадались?
- Я только теперь догадываюсь.
- Ну и что вы надумали в своей догадке?
- Я думаю, в другом месте он бы и не перешел.
- Может, и так. Потому и снесла я все легче, что ли, если уж
говорить откровенно. Я слышала от Лены, чем вы занимаетесь. Слышала, как
за сержантов писали... Только сразу охлажу вас от головокружения. Если вы
думаете, что одни вы воевали за справедливость, то о том забудьте. Я сотни
людей вам в пример приведу... Уж говорить, так говорить! Вся рать
пограничная поднялась на их защиту... Шугов - Шуговым. А честь других...
Нет, честь не замай! Такой есть русское слово. Хорошее слово.
Я сказал, что никогда себе не приписывал лавры освободителя. Да это
мне и ни к чему. Мне своего хватает.
- Сотни людей тогда не смирились. Жив был этот изверг Берия. Не
юлили, на эшафот шли ради справедливости. Наделал, конечно, Шугов дел!
Я вспомнил, как она сидела на чемоданах, когда я приезжал на границу
после побега Шугова. Я пытался увидеть ее лицо из того времени. Нет, на
нем не было слез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74