Здесь ощущения переменились. Пространство словно было пронизано голубыми
вибрирующими нитями, которые исходили из живота Кильи. Пронизывали они и
меня. Во мне сразу активизировалось мужское начало. От взгляда на мировой
древочлен оно еще только укрепилось. Я пошел, вернее потек вдоль этих
легких, но ощутимых вибраций, которые тянули меня к Ней. И вскоре она уже
не казалась такой дурнушкой. То есть, облик ее не изменился в лучшую
сторону, но словно насытился другим содержанием. Я стал тем, для кого эта
страшила выглядела прельстительной красавицей. Наступили желто-черные
сумерки. Золотой свет соединился с мраком ночи в шкуре ягуара. Такова была
суть Луны, которая и раньше представала передо мной в виде дамы-ягуарши.
Я обнял Ее и Она сделалась для меня слаще, чем и Нина, и Часка, и все
прочие дамы вместе взятые. Весь этот четырехугольный мир сделался нашим
домом свиданий. Комок огненных мужских вибраций вошел в ее зыбкое
прохладное тело, полное женского трепета. Все это имело глобальное
значение. Благодаря нашему соитию росли скалы и распускались цветы,
соединялись брачными узами миллионы живых существ. Вот что я учудил.
После этого дела Она, сверкнув ягуарьей пастью, превратилась в серую
пустоту, которая принялась активно втягивать мое тело. Вначале я не
возражал против свободного падения, но потом внизу возникли малоприятные
багровые сумерки, которые разрастаясь, быстро охватили меня.
Я снова оказался в том же подземном храме, вернее, в каком-то его
отражении, где Килья была совсем живая и невыразимо страшная, нисколько не
притягательная. Сосущая ее груди обезьяна ловко вертела топором. Каменная
баба повела себя агрессивно, я предусмотрительно попытался флиртануть с
ней, но она опрокинула меня, невзирая на мои удары "уширо гери" и "мае
гери". А потом обезьяна раскроила мне голову своим топором.
Черт, куда это заманила меня Нинка, в настоящую преисподнюю.
Темя раскрылось словно огромные ворота. И в них стали вступать монстры:
пузатая Килья-Луна с обезьяной-убийцей на шее, огненный громовик Париакака
с красным испепеляющим языком, богиня вод и плодородия Чаупиньямки с
головой змеи, земная мать Пачамама без головы, с грудями до полу и
загребущими звериными лапами, бог воздуха Токапу с круглыми птичьими
глазами, морская богиня Мамакоча с извилистым змеиным телом. А дальше
согласно табелю о рангах шли и летели боги-держатели, боги холода и льда,
боги звезд, боги дождя и небес, безголовые боги-созидатели и
боги-разрушители с головами ягуаров. Цепочку начальствующих личностей
замыкал Супайпа с черно-желтым лицом, клыками и дымящимся зеркалом в руках.
Черно-желтое лицо стало небосводом, на фоне которого появились морщинистая
голова кондора с неотрывно следящим глазом и зазубренная морда ящера.
Я поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел к выходу из храма.
Дворцовый комплекс Кориканчи теперь напоминал внутренности какого-то
чудовища. Часть из них уже сгнила, но сквозь гнилье прорастала новая плоть,
которая была чем-то средним между мясом и камнем.
Порой это было красиво - спинной хребет и прилагающиеся к нему ребра
выглядели галереей, своды черепа напоминали большой прохладный зал. И стены
и потолки, и колонны были сделаны из каменного мяса, нервов и костей.
Короче, Кориканча производила теперь впечатление живого существа.
Я шел на слабый свет и, в итоге, попал не в какой-то царский покой, а в
кабинет высокопоставленного бюрократа.
- Твое путешествие закончилось, Хвостов, мы посылаем тебя назад.
Неподалеку от окна, сквозь которое проглядывали желто-черные сумерки, стоял
приземистый и круглоголовый мужичок преклонных лет в хорошо начищенных
сапогах. Он, не глядя на меня, продолжал высказываться уверенным ровным
голосом:
- Мне до сих пор снится тот весенний вечер в Берлине сорок пятого. Погибала
великая идея, я шел вместе с кем-то за танком, потом взрыв. Я отполз от
кровавого месива, спустился в канализационный люк, там встретился с
преданными мне людьми. И через двое суток был на борту подводной лодки...
- Вы секретарь партии НСДАП Мартин Борман?- решил я подтвердить свою
догадку.
- Да, я - рейхсляйтер Мартин Борман, тот, что не давал покоя партийному
чиновничеству и номенклатуре. Затем я стал Манко Капаком, первым Верховным
Инкой Зазеркалья. Кто я такой сейчас - тебе известно.
- А кто тогда Уайна Капак?
- Сейчас мой заместитель по среднему миру, а некогда советский разведчик
полковник Максимов. Раненный во время одной из первых бомбежек Берлина, он
в бреду кричал по-русски: "Мама, клюквы!", и я прихватил его. Но как ни
странно, не уничтожил. Напротив, он как бы завербовал меня. Я всегда ощущал
симпатии к мировому рабочему движению. Рабочие чем-то напоминают мне
троллей.
- Нина привела меня к вам?
- А ты как думал, Хвостов? Дурочка из "Моссад" явилась ко мне за своим
жидовским золотом. Но золотко уже сослужило службу, образовав своей
жизненной энергией этот, так сказать, периферийный мир. Золото - очень
сильный аккумулятор, хотя многие меркантилисты-капиталисты забывают о его
магическом значении. А теперь благодаря Ниночке Леви мы сделали из тебя
бомбу для завоевания такого большого такого цивилизованного
мира-метрополии.
Мирный такой на вид толстячок, а чувствуется, что правду говорит.
- Я бомба для базового мира-метрополии? Но ведь Уайна Капак поручил мне
быть бунтовщиком в его периферийном мире. Объясните в популярном виде,
почему такой разнобой?
- Никакого разнобоя, Хвостов. Ты стал бунтовщиком, чтобы не превратиться в
обычного чурку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88