- Да на что мне они? - спросил Архаров. - Сам же видишь, что не возьму.
Стулья меж тем ему понравились - да и надо же чем-то домище наконец обставлять.
- Да ты, сударь, скорее купишь, чем все те амурщики, - купец показал в открытую дверь на толпу светской молодежи у вновь прибывших карет. - Они не за товаром - они к нам амуриться ездят, галантонщики проклятые! Просидят три часа, все им разверни, все покажи, хохочут, околесицу несут, а хороший покупатель в лавку уже не войдет… Мы государыне жаловаться хотим!
- И что, запретит им государыня амуриться? - удивился Архаров.
- А на то она и государыня, - почтительно сказал купец. - как скажет, так и сделается. Ей-то что! Ей товары на дом носят. Она и не знает про наше горе…
Заплатив за полдюжины стульев (взяли с него недорого, кто ж обер-полицмейстера обижать станет, таких дураков в купечестве нет!) и велев доставить их на Пречистенку, Архаров решил, что по хозяйству сделано довольно, и пошел обратно - снова миновав лавку Терезы и снова даже не удостоив двери и окошко взглядом. Хотя две изящно убранные восковые дамские головы почему-то так и требовали внимания…
Только у кареты он вспомнил, что собирался-таки сделать на Ильинке задуманную покупку, и вовсе не мебель.
За французскими было несколько нюрнбергских лавок, в которых торговали шерстью, полотнами, батистом, чулками, носовыми платками, и тут же - голландским сыром. Архарова в этих лавках интересовал табак - не будучи брезгливым, он не хотел все же посылать Никодимку взять на грош табаку у ближайшего будочника.
Изготовление нюхательного табака сделалось у будочников постоянным ремеслом, как полагал Архаров - от безделья, и завелись мастера, умеющие так тонко его перетереть, что к к ним графы и князья за фунтиком этого зеленого зелья посылали. Уже и дамы, любительницы взять понюшку и прочихаться всласть, завелись. Сам Архаров только еще проявлял интерес к этому модному развлечению - коли все его новые высокопоставленные знакомцы то и дело вынимали табакерки - серебряные, фарфоровые, черепаховые, с картинками, с эмалью, с камушками, - и предлагали угощаться, то и он обязан был соответствовать.
Архаров стоял у кареты, держась за приоткрытую дверцу и размышляя - то ли скоренько доехать до нюрнбергских лавок, то ли - ну их совсем. И тут другая карета, нарядная, щегольская, направляемая лихим кучером, едва не сбила его с ног. Кто-то уж так торопился на Ильинку - словно бы не чаял до вечера дожить.
Архаровский Сенька покрыл нахала лихой матерщиной, пожелав ему и самому шею свернуть, и коням своим, и господам своим, и потомству до седьмого колена. Но тот вдруг резко осадил лошадей. Не дожидаясь лакейской помощи, из кареты выскочила молодая дама.
- Сударь! Николай Петрович! А у меня радость!
Подбежала, смешно ступая на носки каблукастых туфелек, и сообщила, сияя:
- Меня на содержание взяли!
Первые делом Архаров увидел ленты - ленты немыслимого пронзительно-зеленого цвета, украшавшие все, до чего только можно додуматься: пышный сложный бант на груди, чуть поменьше банты - на рукавах, а уж в волосах, высоко взбитых и с выложенными спереди, в вершке ото лба, сверху вниз, буклями, из лент было и вовсе сплетено немыслимое, а в довершение имелся трогательный бантик под самым подбородком. И, как будто этого добра было мало, темно-красный наряд дамы украшали розовые бутоны - и на рукавах, и на подоле, а уши оттягивали изрядные серьги со многими камнями, красными и зелеными.
От всей этой роскоши он было шарахнулся, но вдруг понял - голос знакомый. И раскосые глазищи - вроде тоже. Вгляделся - точно, это была Дунька-Фаншета, румяная, свежая, счастливая. И все лицо в мушках! Так, что моднее и представить невозможно.
Как обходиться с содержанкой - Архаров не знал. Точнее, знал - в соответствии с рангом ее любовника, но поди пойми, кто подобрал девку. Похоже, человек богатый. Но и богатые всякие бывают…
- Не признали? - вдруг обиделась Дунька. - А я вас помню! Помню, как вы нас в лазарет на фуре отправляли! Мы вам все обязаны… я помню… хотите, приеду?
- Куда?
- В гости, вечерком, только я в другой карете буду. Хотите?
- Да Бог с тобой, какие тут еще обязательства, - несколько растерявшись, отвечал бойкой Дуньке Архаров. И совсем было кинулся спасаться бегством, но вдруг его осенила мысль простая и мудрая.
- Так не желаете? - Дунька даже растерялась от такого странного к себе отношения.
- А что, Дуня, и приехала бы, - негромко сказал Архаров. - Я на Пречистенке поселился, спроси дом Архарова - всякий покажет.
- Хорошее место, - одобрила Дунька. - Мы тоже туда переберемся. Там теперь многие строиться будут. Я к вам, сударь мой Николай Петрович, девку пришлю предупредить. Я-то не каждый вечер выбраться могу. А приеду!
- Непременно приезжай, я своим людям скажу, что жду гостью, тебя прямо ко мне и проведут. Скажешься Фаншетой, - велел Архаров.
От Дуньки, залетевшей неожиданно высоко, могла быть немалая польза - такого рода девки, что дорого берут за свою любовь, знают обыкновенно всех богатых шалопаев, кутил и игроков, а также все новости того круга, где играют по-крупному.
- Прощай, монкьор! - по-модному воскликнула Дунька, послала воздушный поцелуй и поспешила к своей карете.
Архаров испытал желание почесать в затылке. Надо же, как ее судьба ввысь подкинула…
Решив, что Левушке в его разысканиях мешать не следует, он сел в карету и велел везти себя обратно на Лубянку, сильно недовольный тем, что вообще отправился на Ильинку. Час времени потратил - правда, приобрел стулья. Какого черта он вообще вместе с Левушкой вышел на улицу, сел в карету?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21