Свободных женщин, потому что я никогда не видел
беса-женщину...
Я не понимал самозванных отшельников. Да и отшельничество
их было каким-то неправильным, надуманным, истеричным
- хотя я и не знал, каким должно быть настоящее... Когда
осеннее половодье захлестывало меня, подкатывая под горло,-
я шел в город. Протискивался через тесноту переулков, плыл в
сутолоке базаров, мерял шагами плиты набережной...
Один среди многих, ненужный среди равнодушных, и мне начинало
казаться, что я один из них, свой, свободный; что я тоже умру,
шагну в никуда, и сам выберу день и способ; что я волен
выбирать, отказываться или соглашаться... Наивно - да,
глупо - конечно, ненадолго - еще бы, но... Дышать
становилось легче. А в одиночестве я, наверное, захлебнулся бы
сам собой. Человек не должен быть один. Если я - человек.
Если я могу быть.
- Ты чего! Чего! Чего ты...- забормотал мне прямо в ухо
отшатнувшийся кряжистый детина в замызганном бордовом переднике.
Видимо, задумавшись, я случайно толкнул его, и он воспринял это,
как повод к скандалу. Бедный, бедный... плебей, чье Право придет
слишком не вовремя, когда руки станут непослушны, и городской
патронат зарегистрирует совершеннолетие детей, а более удачливый
сосед в обход очереди сбежит в небо, как сделал это утренний
коротышка с ржавым топором... Жена, небось, пилит, стерва
жирная...
Я извинился и пошел дальше. Он остался на месте с разинутым ртом
и долго еще глядел мне вслед. По-моему, извинение напугало его
еще больше. Завтра он явится в цирк, и будет надрываться с
галерки, забыв утереть бороду.
Таверна была открыта. Всякий раз, когда я разглядывал огромную
вывеску, где красовалась голая девица с искаженными
пропорциями, а над девицей каллиграфическим почерком была
выписана надпись "Малосольный огурец" - всякий раз
мне не удавалось сдержать улыбку и недоумение по поводу
своеобразной фантазии хозяина. Весь город знал, что хозяин
"Огурца" - философ, но это не объясняло вывески.
Впрочем, я приходил сюда не за философией.
...Округлость кувшина приятно холодила ладони. В углу
ссорилась компания приезжих крестьян, но ссора развивалась
как-то вяло и без энтузиазма. Просто кто-то называл сидящего
рядом "пахарем", а тот прикладывал к уху руку, сложенную
лодочкой, и на всякий случай сипел: "Сам ты!.. Сам ты,
говорю!.. А?.."
Я проглотил алую, чуть пряную жидость и вдохнул через рот,
прислушиваясь к букету.
Задним числом я никак не мог избавиться от фразы, брошенной
Хароном. Меня искал Пустотник. Незнакомый. Зачем? И почему он
ушел, не дождавшись?!
Пустотники поставляли гладиаторов в школы всех округов. Никто не
знал, где они их брали. Вернее, где они брали - нас. Бес на
дороге не валяется... Значит, места знать надо.
Вот Пустотники и знали. С виду они были такие же, как и мы,
а мы были такие же, как все. Но ни один бес с завязанными
глазами не спутал бы Пустотника с человеком или другим бесом.
Годы на арене, века на арене - и тебе уже не обязательно
видеть стоящего напротив. Ты приучаешься чувствовать его. Вот
гнев, вот ярость, вот скука и желание выпить... Вплоть до
оттенков. А у Пустотников все было по-другому. Стоит человек,
толстенький иногда человек, или горбатенький, а за человеком
и нет-то ничего... Вроде бы поверху все нормально, интерес там
или раздражение, а дальше - как незапертая дверь. Гладишь по
поверхности, гладишь, а ударишь всем телом - и летишь,
обмирая, а куда летишь, неизвестно...
Не чувствовали мы их. Самым страшным наказанием для манежного
бойца была схватка с Пустотником. Я ни разу не видел ничего
подобного, да и никто из нас не видел, не пускали туда ни бесов,
ни зрителей, но зато я видел бесов, сошедших после этого с ума.
Буйных увозили, сомнамбул увозили тоже, а тихим позволяли жить
при казармах. Комнату не отбирали даже... Вроде пенсии.
Они и жили. И бес, задумавший неположенное, глядел на
слоняющееся по двору бессмертное безумие, вечность с лицом
придурка, затем бес чесал в затылке и шел к себе. Уж лучше
рудники...
Я внимательно пролистал ближайшее прошлое. Вроде бы никаких
особых грехов за мной не числилось, приступов тоже давненько не
случалось... Тогда в чем дело? И почему надо лично приходить,
когда достаточно вызвать через Претора, или и того хуже -
через канцелярию Порченых... Не договаривал чего-то Харон, ох,
не договаривал! То ли меня жалел, то ли сам не уверен был...
Я отпил вина и прижался к кружке щекой.
- Не занято?
Я и не заметил, как она подошла. Пожилая высокая женщина, даже
весьма пожилая, одета скромно, но дорого, есть такой стиль;
осанка уверенная, только не к месту такая осанка, в
"Огурце"-то...
- Свободно,- сказал я без особой вежливости.- И вон
там свободно, и там... Почти все столы пустые. Так что
рекомендую.
- Благодарю,- она, не сморгнув, непринужденно уселась
напротив и потянулась за кувшином. За моим кувшином, между
прочим... Широкий рукав льняного гиматия сполз до локтя, и я
заметил литое бронзовое запястье с незнакомым узором. Кормилица
чья-то, что ли, до сих пор оставшаяся в фаворе? Варварский узор,
дикий, не городской...
- Хорошее вино,- сообщил я.- Дорогое. Очень вкусное,
но очень дорогое. Если не верите, спросите у пахаря. Крайний
стол у двери. Кстати, у них свободны два табурета.
- Отличное вино,- подтвердила она с еле заметным
акцентом, и слой белил на сухом остром лице дрогнул, придавая
женщине сходство с площадным жонглером.- Только эти
невоспитанные селяне предпочитают недобродившую кислятину. А я в
последнее время люблю сладкое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10