— Пусть запоздавший поторопится. Интересно, чего мы ждем до сих пор? Манны небесной, что ли?
— Кто быстро режет, тот долго жалеет, Зосиме,— возразил старику Иване.— Не всегда дела крестьян будут идти так. Когда-нибудь бог и на нас обратит внимание.
— Бог?! — усмехнулся Зосиме.— Не дождемся мы внимания бога, Иване. Бог в крестьянскую судьбу никогда не вмешивается. А вот человек нам поможет. Есть такой человек, справедливый человек — заступник всех честных людей.
— Человек не бог.
— Что может человек, Зосиме? О каком человеке ты говоришь, Зосиме? Кто он? — послышалось с разных сторон.
Зосиме поглядел на неразлучного Кочойа, а тот незаметно кивнул ему.
— Да назови наконец имя этого человека, Зосиме,— взмолился Иване.
— Ленин зовут этого человека.
— Ленин? — переспросил Иване и, наморщив лоб, попытался вспомнить, где он уже слышал это имя.
Кочойа заметил это и легонько толкнул Зосиме в бок.
— Ленин приблизил во многих краях судный день для грешников и день торжества для праведных. День торжества для таких, как мы.
— А нам от этого не легче,— сказал один из крестьян.
— Да, не легче, — подтвердил другой.— Где-то у кого-то праздник, а у нас сплошное горе.
— Скоро праздник наступит и для нас,— сказал Зосиме.
— Кто это тебе сказал, Зосиме?
— Откуда ты знаешь, Зосиме?
— Ленин сам передал нам это через Вардена Букиа.
— Нам передал?! Через Вардена?!
— Одними добрыми советами дело не сделается.
— У Ленина здесь свои люди,— вмешался в разговор паромщик Бахва.
— Эти люди и приблизят у нас судный день для грешных. Люди Ленина,— сказал Зосиме.— Я ведь говорил, что без крови землю никто не уступит.
— И у нас должна пролиться кровь,— подняв голову, неожиданно для всех сказал Иване Эсебуа.
На выступающих из-под земли толстых, изогнутых корнях платана сидел среди крестьян провизор Эстате Начкебиа. Здесь был и полевой сторож Павле, упрямый и язвительный человек.
— Насчет крови ты правильно говоришь, Нестор,— сказал Павле,— только чья это будет кровь? Вот придет сюда большевистская армия — и мы в своей собственной крови захлебнемся.
— Неправду говоришь, Павле. Большевистская армия идет не воевать с нами, не покорять, а помочь нам,— сказал Начкебиа.
— Кому это нам?
— Нашему народу она идет помогать, Павле!
— Какой народ просил русскую армию о помощи? Грузины просили?
— В Красной Армии не только русские бойцы, Павле. Да и Россия теперь не царская, а ленинская,— сказал провизор.
— А мне все равно, кто придет,- сказал Павле.— Для меня они все чужие. Никто их не просит — приходите, покорите нас. Я, например, не прошу.
Вечер еще не наступил, и блеклые, желто-соломенного цвета лучи солнца еще заливали землю, но в узкой, как вагон, комнате Шалвы Кордзахиа было уже темно. Маленькая жестяная лампа с абажуром освещала только стол. На стеле рядом с портретом Жорданиа стоял теперь портрет Ленина. Лицо Ленина осенял красноватый отсвет от обожженной бумаги самодельного абажура. Ленин был в пальто с каракулевым воротником и кому-то улыбался, прищурив глаза. Этот портрет Шалва извлек из свертка, который нашли в классе его ученики.
За столом сидели Шалва и Варден, и по тому, какими уставшими выглядели оба, можно было догадаться, что сидят они за этим столом и спорят уже давно.
— Я согласен с тобой, Варден,— сказал Шалва.— Человек начинает выбирать свой путь в жизни, свое призвание, свою жизненную цель, едва лишь становится на ноги.
— Но некоторые люди в пути меняют свои взгляды и избирают другую цель,— сказал Варден.
— Меняют. Но меняют в зависимости от того, в каких условиях им приходится жить. Меняют и в зависимости от своего характера.
— Правильно, Шалва, характер имеет немалое значение. И еще бывает так, что человек меняет цель под влиянием родителей, друзей, товарищей, даже врагов... под влиянием чужих бед и удач, под влиянием любви и ненависти, личных успехов и неудач. Выбрать тот или иной путь, примкнуть к той или иной...
— Я сегодня же примкнул бы к большевистской партии,— перебил его Шалва,— если бы большевистская Россия не стремилась захватить Грузию.
— Большевистская Россия протягивает нам руку помощи, дорогой учитель, а вы повторяете чужие слова о каком- то захвате и порабощении. Если бы царь Ираклий Второй избрал другой путь и не заложил основы дружеских связей с Россией, что бы стало с нашей Грузией? Еще бы немного — и нас навсегда проглотили бы персы или османы.
Учитель молчал, разглядывая портрет Ленина, затем повернулся к Вардену:
— Варден, я повторяю, и ты можешь мне верить, что это вполне искренне,— я бы сегодня же вступил в большевистскую партию, если бы большевистская партия Грузии была не секцией большевистской партии России, а непосредственно секцией Коминтерна.
— Я хочу сказать, что без помощи Советской России Грузии трудно будет установить Советскую власть. Сами меньшевики говорят, что «Грузия для Грузии» — пустая мечта.
— Так говорят и думают пустозвоны.
— Не такие уж это пустозвоны,— покачал головой Варден.— Вы, наверное, догадываетесь, почему в Батуми стоят военные корабли Великобритании?
— Помощь Великобритании я предпочитаю помощи великодержавной России.
— Англия пришла не для помощи. Она хочет завладеть Батуми.
— Хорошо. Поверим на минуту, что Великобритания хочет завладеть Батуми. Но ведь Россия отнимает у нас всю Грузию.
Варден посмотрел на портрет Ленина, и у него возникло такое ощущение, будто вождь большевиков слушает их беседу. Внимательно слушает. Улыбается и слушает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53