Беглар знал, на что идет, когда посягнул на помещичью землю.
Полевой сторож Павле Каджайа мчался по дороге на неоседланном коне. Видно было, что он скачет уже долго: и лошадь и всадник изнемогали. Высоким, прерывающимся голосом он кричал высыпавшим на улицу женщинам и мужчинам:
— Скорее, народ, спасайся! Из пушек палят! Гвардейцы идут! Кавалерия! Тьма войска идет!
Кто-то бросился наперерез всаднику, ухватил за удила и с трудом остановил разгоряченного коня.
— Ты с ума сошел, Павле!
— Куда ты скачешь, Павле?
— Чего хотят от нас гвардейцы, Павле?
— Почему палят по нас из пушек, Павле?
— Перебить нас хотят. Спалить нашу деревню хотят,— отвечал Павле.
— Зачем?
— Что мы им сделали?
— Что ты говоришь, Павле?
— Черт бы тебя побрал, Павле!
— Ну, говори, Павле! За что они хотят перебить нас?
— А за то, что вы захватили чужую землю, за то, что связались с разбойниками,— тут же сочинил Павле. С гвардейцами он не говорил, видел их только издалека, но человек этот обладал удивительной способностью: он твердо верил во все, что сам сочинял, во все, что сам говорил.— Ни одного человека не выпустим живым, говорят они, ни женщин не пощадим, ни детей. Эй, народ, спасайся! Гвардейцы уже близко! Бегите! Две пушки волокут, а пулеметов у них больше, чем у нас бичей. Страшный суд настал, люди. Спасайтесь!
В обычное время, зная, что Павле мастер преувеличивать, односельчане шутили: если Павле сказал девять, раздели эти девять на девять и не ошибешься.
Знали односельчане и то, что трусливый и жадный Павле побоялся пойти за Бегларом, а когда соседи стали делить землю Чичуа, чуть не лопнул от зависти. Словом, трусишка, лгун, завистник этот Павле, но сейчас он, похоже, правду говорит. Некоторые еще по привычке сомневаются.
— При чем тут деревня, Павле?
— Мы ничего дурного не делали, Павле!
Но Павле не сдавался:
— Я свое сказал,— остальное сами увидите.
— Он, как всегда, из мухи слона делает!— крикнула какая-то женщина.
— Ладно, мне не верите и не верьте. Ну, а пушке тоже не верите? Или у вас уши ватой забиты?— злорадно усмехаясь, сказал Павле, и все задумались, приумолкли.
И в самом деле: с Павле еще можно было спорить, в его словах можно было сомневаться, но то, что по деревне
стреляли из пушки, было неоспоримо. А вот кто стреляет и почему стреляет, этого еще никто толком не знал.
Инда взглядом спрашивала Джвебе: почему палят по нашей деревне и о чем это толкует Павле? Неужели он правду говорит?
'Что мог ответить Джвебе? Он сам не знал. Когда отряд отправлялся в поход, гвардейцам сказали, что по уезду рыщут большевистские банды, грабят деревни, громят общины, убивают женщин и детей. И Джвебе был рад, что идет защищать своих земляков от разбойников. Но почему же тогда пушка его отряда бьет по его родной деревне?
У Инды глаза расширились от удивления и страха. Гвардеец стоит перед ней, гвардейцы бьют по деревне из пушки, гвардейцы грозятся не пощадить ни одного человека, ни женщин, ни детей. И все из-за той проклятой помещичьей земли.
— Отец... Наши отцы там, Джвебе.
Джвебе был так расстроен, что даже не понял, о чем это говорит Инда.
Инда повернулась и побежала туда, откуда пришла, побежала к парому, к отцу. «Гвардейцы... Джвебе гвардеец... Джвебе хочет разорить деревню,—подумала она и, чтобы не закричать об этом вслух, зажала рот рукой.— Джвебе, Джвебе! Твой отец заставляет нас пахать землю Чичуа, проклятую землю, пусть она сгорит! Беглар никому не поверил. Учителю не поверил, никому. И всех нас погубил... всех погубил!»
Она подбежала к реке. Паром был привязан у другого берега, и Инда, не задумываясь, бросилась в бурлящую воду. Течение подхватило ее, но девушке все же удалось выбраться на противоположный берег.
Пахари видели, как Инда борется с рекой, видели, что ее сносит вниз по течению, что она, выбравшись на берег, и шагу не может сделать от усталости, и побежали ей навстречу. Наверное, Инда знает, что там стряслось в деревне, знает, на чей дом упали снаряды, кто стрелял, с какой стороны пришла беда.
Впереди всех бежал Иване. Его испугал необычный поступок дочери. Может, дома что случилось, может, с детьми? Только Шалва и Беглар не сдвинулись с места. От взрыхленной земли поднимался и медленно, словно нехотя, таял в прозрачном воздухе теплый и влажный пар.
Иване подбежал к дочери и вовремя подхватил ее. Она уже не держалась на ногах.
— Что с тобой, дочка? Что стряслось? Да говори же!
— Гвардейцы,— задыхаясь, проговорила Инда.— Хотят перебить нас за то, что мы пашем помещичью землю. Спасайтесь! Они стреляют по деревне из пушек... Грозят, что не пощадят ни женщин, ни детей... И Джвебе...
— Какой Джвебе, дочка?
«Гвардеец Джвебе,— хотела сказать Инда.— Нет, не Джвебе,— и помутившимися от слез глазами оглядела отца и крестьян.— Нет, не Джвебе». Перед глазами Инды возникло бледное, как полотно, лицо Джвебе. Инда зажмурилась.
— Нет, это не он, отец! Не Джвебе!
Когда Инда побежала к парому, Джвебе бросился к Павле, стащил его с лошади и вцепился в горло.
— Повтори, что ты сказал, поганец? Убью! Душу из тебя вытрясу!
Павле корчился, старался высвободиться из рук Джвебе, но это ему не удавалось. Джвебе все крепче и крепче сжимал его глотку. У Павле глаза на лоб полезли, и он слова не мог вымолвить, а Джвебе все требовал: «Повтори, повтори!»
Люди с недоумением глядели на Джвебе: никто не мог понять, откуда он здесь и что ему нужно от Павле. Наверно, потому, что парень был в обычной, бедной деревенской одежде, односельчане не сразу вспомнили, что он теперь не просто Джвебе Букиа, а гвардеец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53