Не может ли Вьеньянь посоветовать, что делать?
Выслушав Широкова, астроном на секунду задумался. Потом что-то сказал:
– Вьеньянь говорит, что в это помещение есть вторая дверь, но она тоже может быть закрыта, – перевел Широков. – Он предлагает пустить в ход механизм «котла», но это безусловно приведет к смерти того, кто около него находится.
– Если это может спасти машину, – сказал Козловский, – то надо так и сделать. Но спросите его, не опасно ли это для Александра Александровича, который находится у самой двери?
Вьеньянь ответил, что не опасно.
– В таком случае пусть говорит, что надо делать. Только скорее! – сказал Козловский.
Ему казалось, что они теряют очень много драгоценного времени. Что, если диверсант успеет!
– Вьеньянь говорит, что если Ю Син-чжоу добрался до каких-то частей «котла» – я не могу понять, каких именно, – то пуск в ход может привести к взрыву, – сказал Широков. – Но он все же советует это сделать. Другие помещения корабля не пострадают, если обе двери закрыты.
– Я закрыл вторую дверь, – сказал Козловский.
Он действительно сделал это, чтобы как-то обезопасить Смирнова.
– Все-таки позовите сюда Александра Александровича, – посоветовал Широков.
Выполнить задуманный план можно было только из каюты Диегоня или из центрального поста. Каюта была ближе, и туда осторожно перенесли раненого. Ляо Сен побежал за Смирновым.
Вьеньянь, видимо, волновался. Он что-то горячо говорил Широкову.
– Ему страшно пустить «котел» в работу, – сказал Широков. – И не потому, что он боится взрыва, а только потому, что это убьет человека.
– Скажите ему, что там не человек, а бешеное животное, – ответил Козловский.
На стене каюты командира звездолета находится большой щит с многочисленными кнопками, ручками и приборами. Вьеньянь указал, как пустить в ход «котел».
Козловский подошел к щиту и положил руки на указанные рукоятки.
– Смирнов здесь? – спросил он.
– Я здесь, – ответил профессор, появляясь в дверях. – Может быть, не надо, Николай Николаевич?
Он сразу понял, что хочет делать Козловский.
– Если есть хоть один шанс из тысячи, – жестким голосом ответил секретарь обкома, – мы обязаны это сделать.
И с этими словами он повернул обе ручки.
Все замерли, напряженно прислушиваясь. Вьеньянь закрыл лицо длинными пальцами обеих рук.
Но все было по-прежнему. Ни единого звука не раздалось на корабле.
Только маленький шарик в узкой стеклянной трубочке вздрогнул и стал подниматься вверх.
– Взрыва не произошло, – сказал Козловский. Его лицо было очень бледно, но совершенно спокойно. – Жизнь человека дороже любой машины. Я рад, что на Каллисто такой же взгляд на это, как у нас. Но бывают случаи, когда машина дороже человека. К тому же там совсем не человек. – Он нервно рассмеялся. – Там не человек, – повторил он, – а ядовитое пресмыкающееся!
– Остановите котел, – дрожащим от волнения голосом сказал Смирнов. – Ничего живого там уже не осталось.

ЭТО ТЕРАПИЯ!

Сообщение о случившемся в лагере было немедленно послано в Москву. Во второй половине дня прибыла правительственная комиссия для расследования диверсии и принятия мер к ликвидации ее последствий. В составе этой комиссии находились крупнейшие советские специалисты. Председателем был академик Неверов.
По просьбе Куприянова президент привез с собой известного хирурга, чтобы оказать помощь Вьеньяню, в плече которого застряли две пули. Состояние каллистянского астронома не вызывало опасений, но операция была необходима.
Произвести ее в лагере не решились, и в тот же день на санитарном самолете Вьеньянь был доставлен в Курск и положен в хирургическую клинику. С ним улетел Лежнев, чтобы служить переводчиком ученому Каллисто. Широков был нужен в лагере.
Куприянов подробно ознакомил хирурга с особенностями организма каллистян и показал ему рентгеновские снимки, сделанные им за это время. Каллистяне охотно позволяли профессору исследовать себя, и Куприянов уже хорошо знал внутреннее устройство их тела.
Оно очень мало отличалось от тела земного человека. Мозг, нервная система, дыхательный аппарат, сердце с кровеносными сосудами и желудок были такими же. Кости скелета в основном были расположены, как у людей, но у каллистян кости были значительно более толстыми. Ребер было не девять, а одиннадцать. Существенная разница заключалась в том, что организм каллистян был негативен по отношению к организму земного человека. Сердце и желудок помещались с правой стороны, печень – с левой.
Знал ли Ю Син-чжоу об этой особенности? Очевидно, знал и намеренно стрелял с целью попасть в сердце. В его осведомленности не было ничего удивительного, так как результаты всех работ в лагере были широко известны всему миру. Советские ученые не пытались и не хотели скрывать того, что они узнавали от каллистян.
– Теперь, – сказал хирург, получив все эти сведения, – я могу делать операцию совершенно спокойно и гарантирую вам благополучный исход.
Но операцию не пришлось делать. Вьеньянь категорически отказался ложиться на операционный стол в отсутствие Синьга. Главный врач курской хирургической клиники – профессор Стесенко – немедленно сообщил об этом Куприянову.
– Операция, – сказал он, – должна быть произведена срочно. Может начаться нагноение. У раненого температура – сорок и одна десятая.
– Пусть это вас не смущает, – ответил Куприянов. – У каллистян температура тела выше, чем у нас. Нормально – тридцать девять и семь. Так что ничего страшного нет. Я сейчас переговорю с Синьгом.
Чтобы не тревожить каллистян, еще не вполне оправившихся от последствий отравления, им ничего не говорили о том, что произошло ночью на корабле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80