.. Забыть о великих делах, о гениях, которые негромко, но настойчиво говорят нам - "смотри, вот ведь как можно, а ты?.. Сделай хотя бы немногое - то, что можешь!"
Что это? Усложненный воспитанием, утонченный, но все тот же страх темноты и холода. Как-то М.В. сказал мне:
- Жизни нет альтернативы.
А я возразил: - Можно умереть и при жизни...
Он странно посмотрел на меня - и согласился, как соглашается человек, которому безразлично чужое мнение, настолько он уверен в своем.
В сущности, мы не спорили. Он, уже порядочно уставший от жизни, говорил об абсолютной границе. Я же еще ставил жизни условия. Теперь я лучше стал понимать его.
- К сожалению, я не верю, - он сказал тогда.
Я пожал плечами. Я был стоиком и презирал подачки, послабления, утешения, обманы... Теперь и в этом я лучше понимаю его.
И одновременно со всей ясностью, которая доказательств не требует, знаю: никаких сверхестественных начал и способностей во мне нет. Я не умею зажигать спички на расстоянии, гнуть ключи в чужих карманах, читать мысли, распространять биополя... и точно так же не сумею испариться из собственного разлагающегося тела, чтобы далее вечно пребывать в каком-то жалком состоянии - вроде я, вроде не я... Не стану перед кем-то отчитываться в своих грехах, ждать награды или наказания. Не умею, не верю. Я верю в то, что есть, и что было со мной.
Альтернативы нет. Отсюда страх. Некоторых он лишает веры, мужества... и иллюзий, самообманов тоже. Меня - нет, наоборот! Он помог мне барахтаться, метаться, делать ошибки, и в конце концов уткнуться носом в нечто, что оказалось мне близко и понятно.
Этот страх вел меня запутанным путем. Он заставил ограничить круг внимания, наложить суровые ограничения на себя. Они позволили накопиться энергии противодействия. Я отграничивал, ограждал для себя запретные области, целые миры, а потом с огромными потерями туда прорывался. От таких революций было много шума, а польза?... Она в освобожденной энергии самоограничения, которая позволяла сметать с пути многие препятствия. Так было в живописи, в которой я ничего не умел, и в то же время не хотел культивировать свой "примитивизм". Он мне внутренне претил - застылостью, набором нехитрых приемов... Он светил мне только искренностью; взяв ее с собой, мне хотелось идти дальше. По натуре я был экспрессионистом, если можно только кого-то втиснуть в тесные рамки формул и границ. Я просто обозначаю то место, возле которого брожу, и вижу в нем знакомые и милые мне черты. Как пейзаж моего детства: он в меня врос. Это сильней, чем любовь врастание. Человек или пейзаж, событие, слово, цвет - они становятся нашей частью, это больше, чем любовь и пристрастие.
Итак, сдерживаемая энергия вырвалась и стремилась завоевать во мне все уголки. Прорыв в искусство не был случайным, в общем плане, хотя было много случайных "деталей". Например то, что я начал с красок, а не со слов. С прозы было бы естественней, проще, переход был бы мягче. Но, думаю, прозы бы мне не хватило...
Случилось, как получилось. В критических точках важна любая случайность, от нее могут зависеть такие мелочи, как выбор между живописью и прозой.
3
Сосредоточенность требует "отбрасывания", отбрасывание принимает форму творчества... В этом есть, я чувствую, частица истины. Но далеко не вся истина. Одной энергии страха мало. Так не пишутся картины и книги. Должно быть еще что-то очень важное. Нужна другая сила, которая заставляла бы, преодолевая страх, делать свою жизнь, как это делает, в тысячу раз менее разумно, но не менее целеустремленно, каждый муравей, любая птица и зверь. Особая бесструктурная, нерассуждающая, неразумная сила. Восторг жизни. Энергия жизни, или выживания. Жизненная сила.
Ее запасы во мне еще не исчерпаны, но сильно подорваны. Я много потратил. И мне повезло, хотя я не люблю это слово, а в начале просто ненавидел. Многие потратили не меньше, но не получилось. Я знал их, некоторых уже нет в живых, кто сам умер, кто ускорил свой конец. Да, мне повезло: и я мог ПОГРЯЗНУТЬ в своих противоречиях и разнокалиберных пристрастиях, и СГИНУТЬ. Этого не произошло, но сил на крутые повороты больше нет. Я перебрал почти все творческие дела, и доволен своей судьбой, хотя не слишком продвинулся. Зато с доступной мне силой делал то, что хотел.
Разум говорит - "нужны ли тебе р-революции сейчас? Неплохо бы освоить то, что делаешь..." Но ведь так уже было. Я говорил не раз себе такие слова. А потом появлялось другое, новое? Появлялось, но теперь надежды нет. И поэтому мне бывает печально - я бегу по дорожке и, кажется, выхожу на финишную прямую. Пусть я сам ее выбрал, пусть нравится, но все равно дорожка, все равно - прямая, и не свернуть. Опять все бросить, начать что-то ослепительно новое, как было?!
Значит, был страх, и была вторая сила - жизни, это важно. Что я могу сказать о ней?
4
Про страх смерти я знаю гораздо больше, чем про любовь к жизни. Иногда я думаю, может, все-таки, только страх?.. Принимая утонченные формы, он может многое. А любовь только выдумка. Отталкивая страх, мы просто цепляемся за место, где светло, тепло и уютно, за наши, отвлекающие от страха игрушки?..
Нет, я знал людей, которые о смерти даже не задумывались. Некоторые живут до старости так, будто смерти и нет. А привязанность к жизни, радость, восторг от своей силы, ловкости, ума... от любви, творчества, природы?... Нет, слишком это отчетливые чувства, слишком сильные, чтобы быть просто иллюзией, изнанкой страха. На простом примитивном, но глубочайшем влечении к жизни построено все здание чувств, вся культура. Изысканная, утонченная форма того же чувства, которое заставляет вылезать из-под толстого слоя песка муравья, ничего не знающего о смерти, толкает любого мотылька и зверя не только убегать от опасности, но и постоянно стремиться в новое пространство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62