Ройал также смотрел на меня. Его лицо, обычно ничего не выражавшее, ничем не отличалось от лица сфинкса из Гизы. Меня не трогало нетерпение Вайленда — я тоже сидел в этом батискафе и у меня не было желания испытывать судьбу. Включив реостаты управления электродвигателями, я повернулся к Вайленду и показал на пару светящихся циферблатов:— Двигатели. Здесь их не услышишь, но работают они нормально. Готовы к путешествию?— Да, — он облизнул губы, — готовы.Я кивнул, открыл клапан, чтобы затопить входную камеру, и указал на микрофон, который лежал на небольшой полочке на уровне головы между Ройалом и мной, после чего повернул настенный выключатель в положение «Включено»:— Не желаете дать команду выпустить воздух из удерживающего кольца?Он кивнул, дал необходимые указания и положил микрофон на полочку. Я повернул выключатель и стал ждать.Батискаф, плавно покачиваясь, опускался под углом три-четыре градуса.— Мы оторвались от опоры, — сказал я Вайленду. Включив прожектор, я направил луч света вниз. Через иллюминатор в полу было видно, что песчаное дно находится примерно в одной морской сажени под нами. — Быстро давайте направление. Я не хочу зарыться здесь.— Прямо вперед.Я дал электродвигателям средний ход и установил рули глубины на всплытие. Это мало что дало — дифферент на корму был не более двух градусов. В отличие от рулей направления рули глубины на батискафе выполняли второстепенные функции и лишь очень незначительно влияли на направление движения. Они использовались только при погружении и всплытии.Я медленно дал полный ход.— Идем строго на зюйд-вест, — сказал Вайленд, сверяясь с клочком бумаги, который достал из кармана. — Курс двести двадцать два.— Истинный?— Что ты имеешь в виду под «истинным»? — сердито спросил он. Теперь, когда он находился в батискафе, который являлся для него постоянным источником опасности, мой вопрос Вайленду совсем не понравился. Возможно, клаустрофобия, подумал я.— Это истинное направление или по этому компасу? — переспросил я спокойно.— По этому компасу.— Поправка на девиацию сделана? Он снова посмотрел на листок.— Да. И Брайсон сказал, что если мы пойдем этим курсом, металл опор не будет влиять на нас.Я ничего не ответил. Брайсон, умерший от кессонной болезни, — где он сейчас? Наверное, менее чем в сотне футов от нас. В этом я был уверен.Чтобы пробурить скважину в две с половиной мили глубиной, необходимо по меньшей мере шесть тысяч мешков цемента, а двух ведер его вполне достаточно, чтобы быть полностью уверенным в том, что Брайсон останется на дне до тех пор, пока его скелет невозможно будет идентифицировать.— Пятьсот двадцать метров от опоры до самолета, — сообщил Вайленд.Это было первое упоминание о самолете. — Это по горизонтали. С учетом понижения дна около шестисот двадцати метров. Так Брайсон сказал.— Где начинается впадина?— Примерно в ста семидесяти метрах отсюда. Сначала идет ровное дно, глубина примерно такая же, на какой стоит платформа. Затем резкий спуск под углом около тридцати градусов до четырехсот восьмидесяти футов.Я молча кивнул. Говорят, человек не может чувствовать две сильные боли одновременно, но это неправда. Моя рука, плечо и спина разламывались от боли. Боль от сломанного зуба пульсировала во рту. Я не склонен был разговаривать и вообще не склонен был что-либо делать — попытался забыть о боли, сосредоточившись на работе.Буксирный трос, связывавший нас с платформой, был, как я заметил, намотан вокруг барабана, приводящегося во вращение электродвигателем. Но вращался он только в одну сторону — для наматывания троса при возвращении.При движении вперед он разматывался, таща за собой изолированный телефонный кабель. Количество оборотов, сделанных барабаном, указывалось на счетчике в обсервационной камере — это позволяло определять пройденное расстояние и скорость движения. Максимальная скорость батискафа составляла два узла, но даже легкое сопротивление буксирного троса снижало ее до одного. Но все равно двигались мы достаточно быстро, тем более что плыть нам было недалеко.Вайленд, казалось, был более чем доволен тем, что переложил управление батискафом на меня. Большую часть времени он с опаской смотрел в боковой иллюминатор. Здоровый глаз Ройала холодно и немигающе следил за мной. Он фиксировал каждое мое движение, но это была лишь дань привычке.Уверен: он не имел никакого представления о работе батискафа и о том, как им управлять. Даже когда я практически до минимума сократил поглощение углекислого газа, он ничего не понял.Мы медленно плыли примерно в десяти футах от дна моря. Нос батискафа был слегка задран вверх из-за троса, тянувшегося за нами. Гайдроп свободно болтался, периодически задевая скалы, колонии кораллов или скопления губок. Темнота была абсолютной, но свет наших двух прожекторов и внутреннее освещение обсервационной камеры давали возможность кое-что видеть. Несколько морских окуней лениво слонялись около иллюминаторов, занимаясь своими делами. Змееобразная барракуда изогнула свое серое тощее тело, уперлась злой мордой в боковое стекло и с минуту рассматривала нас.Некоторое время компанию нам составляла стайка рыб, похожих на макрель, затем она исчезла, поскольку появилась акула, величественно проплывшая у нас перед глазами, едва заметно шевеля мощным хвостом. Но большую часть времени море было пустынным. Возможно, шторм, бушевавший на поверхности, распугал всю рыбу и заставил ее уйти в глубину.Ровно через десять минут после отплытия дно моря резко пошло вниз, и наши прожекторы не смогли пробить черную зияющую черноту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77