И пока он думал об этом, сильная рука выхватила у него револьвер, и тут же двое узкоглазых мужчин отошли в сторону, и он остался один, один и без оружия.«Что делать? Что делать?» — лихорадочно думал он.Но было уже поздно об этом думать. Чьи-то сильные руки схватили его сзади за плечи, вывернули руки за спину, и он почувствовал, как затягивается на запястьях шершавая толстая веревка. Все это происходило в тишине, и люди, связывавшие его, тоже молчали и молча делали свое дело.Еще оставалась надежда на Ваплахова и Петрова, если вернутся они вовремя с ружьем, но было тихо, и, казалось, никто не спешил на помощь народному контролеру.Человек с фонариком подошел ближе и остановился рядом с Добрыниным; вместе с этим человеком к контролеру подошел еще один, пониже ростом, такой же узкоглазый. И этот малорослый вдруг дотронулся указательным пальцем до подбородка Добрынина и сказал:— Дай документы, оружие!«Сволочи!» — подумал Добрынин и насупился как бык, решив не разговаривать с ними вообще.Малорослый, который был, по-видимому, переводчиком, полез своими руками народному контролеру за пазуху и стал шарить по карманам. Вытащил паспорт покойного коня Григория и какую-то мелочь. Мелочь бросил на снег, а паспорт раскрыл. Луч фонарика сполз на раскрытый документ, после чего малорослый что-то сказал на нерусском языке рядом стоящему человеку.Дальше произошло нечто странное. Человек с фонариком рассердился, стал кричать на малорослого, потом достал пистолет и пристрелил переводчика. Тот ойкнул и повалился на белый снег.Оглушенный выстрелом, Добрынин сам не заметил, как снова оказался один в темноте. Человек с фонариком куда-то ушел. Фары невидимой машины продолжали освещать вход в склад, но людей больше не было видно.Хлопнула дверь в доме, и, обернувшись, Добрынин разглядел несколько человеческих фигур, шедших в его направлении. Обрадовался, думая, что это Петров и урку-емец спешат на выручку.Однако уже через две-три минуты ожидание сменилось отчаянием.— Петров — не русский человек! — выкрикнул, подойдя поближе, Ваплахов, и тут же он покачнулся и бухнулся лицом в снег.— Помалкивай! — крикнул радист, и контролер сразу узнал его голос.Ваплахов поднялся как-то неуклюже, и, присмотревшись, Добрынин понял, что и у его помощника связаны руки.«Предательство!» — подумал он.Через минуту Ваплахов стоял рядом с народным контролером.— Я говорил, что он не русский! — негромко бормотал урку-емец, — а русский человек Добрынин не верил…Подошел радист «Петров».Вдруг в тишине прозвучал женский голос, сказавший что-то на нерусском языке.И тут же «Петров» ответил в темноту на том же нерусском языке. И отошел в сторону.— Что будем делать? — шепотом спросил Добрынин у своего помощника.— Убежать надо, — ответил Ваплахов.— А куда? — спросил народный контролер. На этот вопрос урку-емец ответить не успел. Снова возник рядом луч фонарика, осветил лицо Добрынина и тут же перепрыгнул на лицо урку-емца. Подошли трое: человек с фонариком, «Петров» и узкоглазая девушка.Добрынину захотелось сказать что-то гневное, чтобы показать им свое отношение, но на ум ничего не приходило, кроме простых ругательств.— Товарищ Добрынин, нехорошо получилось! — оправдывающимся тоном произнес вдруг радист «Петров». — Я думал, что вы спали…Зло взяло народного контролера.— Сука! — рявкнул он в глаза радисту. — Родину продал!Радист помрачнел.— Моя родина — Япония, — сказал он. — И я ее так же люблю, как вы — Советский Союз… Мы не враги. Мы — японские революционеры.— Революционеры шкурки не воруют! — глядя прямо в глаза радисту, заявил Добрынин.«Петров» тяжело вздохнул.— Вам просто ничего не говорили… В Кремле об этом знают… — сбивчиво пытался говорить он. — У нас договор такой с Кремлем: мы берем пушнину в Японию, продаем, а на деньги покупаем оружие для будущей революции… Вот товарищ Такаэ — у нас старший, и он будет руководить восстанием. — «Петров» указал жестом на человека с фонариком.Такаэ поклонился.Почувствовав, что опасность миновала, Добрынин немного расслабился.— А товарищ Тверин знает об этом? — спросил он, все еще сомневаясь в правдивости слов «Петрова».— А кто это? — спросил радист.— Ну… его старая фамилия — Калинин…— А-а, нет, Калинин не знает, — ответил «Петров». — Старовойтов знает, Бережницкий знает, Петренко…— А кто это? — удивился Добрынин, услышав неизвестные ему фамилии.— Члены Политбюро и ЦК.— А Волчанов знает? — строго спросил Добрынин.— А кто это? — в свою очередь спросил радист.— Кремлевский чекист…— Должен знать, — радист кивнул головой. — Вам не холодно?— Холодно, — ответил Добрынин.— Тогда пойдемте все в дом, погреемся! Вернулись в дом, где уже сидели около буржуйки несколько японцев. Радист развязал руки урку-емцу и Добрынину. Потом назвал всех японцев по имени, включая и девушку, которая при свете оказалась очень красивой, словно бы пришла из какой-то восточной сказки.Добрынин долго смотрел на нее. «Петров» объяснил, что она дочь одного из министров и готова сражаться против своего отца, чтобы принести свет и счастье народу .Японии. Звали ее Наоми. В ответ на взгляды Добрынина она прятала глаза, но не прятала стеснительную улыбку своего милого личика.— А меня зовут Хироми Иосимура, — под конец отвлек внимание контролера радист «Петров».Добрынин кивнул.Урку-емец присел у буржуйки и растирал синие от мороза и веревки запястья.Руководитель восстания, которого звали Такаэ, что-то объявил всем на японском языке, и лица присутствовавших озарились улыбками.— Сейчас будем пить саке за будущее Японии, — перевел Хироми-»Петров».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16