«никто из мужчин так еще меня не унижал! И это отец! Лучше бы мы жили в госпитале всегда, там не такие мужчины…» Меня привлек вкусный запах. Вы же знаете, что запахи я всегда хорошо улавливала, особенно запахи еды. В щелочку между стеной и шкафом я увидела, что так волнующий меня запах исходил от огромной кувалды нежно-бронзового цвета. Я вспомнила этот запах и даже вкус сала, которым меня кормили накануне. Это один из бывших маминых раненых бойцов привез копченый окорок к Новому Году, который передала его жена для доктора в знак благодарности. Очень экономно нарезав окорок к праздничному столу, его повесили за шкаф на крюк в стене.
«Так это не только маме, это еще и мне, потому что я тоже помогала маме в лечении больных» - подумала я. я была им грелкой, и куклой, и родным ребенком, пробуждавшим в них самые различные желания, но главное - желание жить!
Я попыталась пролезть в эту щель, становилась на цыпочки, пыталась дотянуться, но все, что мне удавалось, это поцарапать окорок ногтем, а потом пососать палец. Мое сопение привлекло внимание мамы, и она спасла меня. Я была прощена, но папа долго ворчал, пытаясь соскрести клей с тарелочек. Обиднее всего было то, что эти тарелочки были безвозвратно испорчены. Увидев это, я разрыдалась так, что меня долго не могли утешить. Успокоили только кусочком окорока. Поесть я всегда любила и до сих пор не откажусь от угощения. Но громкого шума и крика на меня до сих пор не выношу!
В три с половиной года, с осени меня отдали в детский сад, в котором часто забывали. Игорек после школы бегал по своим делам, и обо мне вспоминали только, когда родители приходили с работы. Меня недосчитывались за столом, и тогда кто-нибудь бежал за мною в детсад, где я сидела одна из всех детей со сторожихой. Опять заброшенная и никому не нужная. Чаще всего эта миссия доставалась Игорьку и, казалось, что он делал это с удовольствием. Он опять становился моим спасителем! Единственный человек, думала я, кто любил меня по-настоящему и всегда такую, как я есть, это был мой брат Игорь.
Вот так «со скрипом» я переползла из своего младенчества в долгие и трудные годы детства, девичества, в дальнейшую жизнь.
Наши родители не совершали никаких ошибок.
Все, что было в вашем детстве, служило для того,
чтобы мы стали такими, как мы есть.
Почти в 85 лет мой папа тяжело заболел. Всю жизнь он страдал астмой, да еще мужская проблема прибавилась. Человек расплачивается за каждую обиду, осуждение других людей. Папа любил покритиковать начальство или правительство, а когда объекта раздражения рядом нет или говорить нельзя, то обида загоняется внутрь и приводит к раку и другим тяжким заболеваниям.
И вот тут я почувствовала то самое сострадание, которое испытывала когда-то в госпитале. Мое сердце буквально разрывалось на части, когда я видела этого беспомощного старика. Оно плакало от любви и жалости. Я включилась в спасение. Два месяца я невероятными усилиями вырывала его из вязкого клея, разлитого смертью на жизненном пути моего папы. Я ходила по длинному больничному коридору туда и обратно, держа папу под мышку. Я приучала его ходить заново, жить заново, думать и дышать заново. Два месяца я почти не спала, не ела, но папу кормила только самой вкусной и здоровой пищей. Я кормила его, как ребенка, я брила его, ставила клизмы и спускала катетером мочу. Мне не было ни капельки противно. Я любила его!
«Выхаживая» его по длинному коридору больницы часами, я вспоминала детство. Я вспоминала, как мы часами горланили с ним революционные и пионерские песни, но чаще всего в моей голове крутились слова: «Все равно его не брошу, потому что он хороший!»
Через два месяца ему исполнилось 85, и собрались все его трое детей, невестки, внуки. А внуков у него было четверо, правнуков девять, да невесток, племянниц и других родственников не счесть. И вот все они пришли поздравлять деда. Поднимает мой папа первую рюмку и, не дожидаясь поздравлений, говорит: «То, что вы видите меня живым за этим столом, заслуга моей дочки, моего ангела, точнее, моей Ангелины».
И тут со мною случился катарсис - то есть, я лишилась дара речи! какая-то сила схватила меня за горло, сковала все члены моего тела. Я чувствовала, что сейчас разрыдаюсь. Я с трудом протиснулась между родственниками и выскочила на лестничную площадку. Ощущение было такое, будто я попала под высоковольтные провода, и один из них упал на меня. Из горла полез нечеловеческий рык, превратившийся в рыдания. Меня прорвало. Я плакала так, как очень давно не плакала, а может быть, никогда в жизни.
И тут кто-то прикоснулся к моему плечу. Я не оборачивалась, потому что не хотела, чтобы меня утешали или успокаивали. Я этого не любила с самого детства. Когда меня утешали, я плакала, обычно, еще горше. А мне надо было успокоиться.
Я не стала оборачиваться и постаралась успокоиться сама. Мне было неловко за мои слезы, за мой рык и вообще за все. Мне было неловко даже за то, что сказал папа. Очень уж я не привыкла к похвале. Не привыкла к тому, что бы меня ценили, поощряли, любили…
Почти совсем успокоившись, я все-таки обернулась, чтобы посмотреть, кто же это пытался меня утешить, но никого не было. Очевидно, как тихо подошли, так же тихо и ушли. Но кто? И тут я увидела своего Ангела. Это он прилетел снова ко мне! Мой Ангел - молодой и озорной когда-то - стал каким-то тихим и повзрослевшим.
Он стоял в сиянии света от слабенькой электрической лампочки, освещавшей подъезд, а сияние от него преобразило все пространство вокруг. Я сразу же узнала его, и легкая волна радости затопила меня. Как могла я забыть о нем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12