Не случайно именно Варламову принадлежит первое в России методическое пособие по вокалу - «Полная школа пения» (1840).
Популярность Варламова в Москве росла и это ста­ло весьма настораживать А.Н. Верстовского, не же­лающего никому уступать пальму первенства, тем более человеку, чье творчество не отвечало художест­венным принципам самого Верстовского. Прежде, когда Варламов только начинал свою музыкальную и теат­ральную деятельность, Верстовский охотно опекал его, с удовольствием работал с ним. Теперь же отношения между Верстовским и Варламовым постепенно начали охлаждаться, что не замедлило сказаться на положении последнего в московском театре. Реже стали испол­няться со сцены сочинения Варламова. Возможно, это повлияло и на его педагогическую деятельность, кото­рая пошла на убыль. В 1842 году он был вынужден по­ступить на должность учителя пения в Воспитатель­ный дом.
Как это часто бывает в жизни, тучи неприятностей сгущались над головой еще недавно удачливого и пре­успевающего музыканта. Осложнились его отношения не только с Верстовским, но и в собственной семье. Раздоры семейные в конечном счете привели к разводу с женой, но дети остались с отцом.
Скоро стало невозможным и само пребывание Вар­ламова в Большом театре. В декабре 1843 года Алек­сандр Егорович уходит из театра. Через год он решает переехать в Петербург, надеясь там как-то упрочить свое положение, устроиться на службу и получить жалованье, достаточное, чтобы обеспечить семью.
...И снова холодный столичный Петербург после уютной Москвы, в которой так привычно жилось и легко творилось Александру Варламову.
Правда, теперь он уже не только учитель пения, дирижер хора, капельмейстер, но и довольно известный композитор, автор многих, весьма распространенных песен и романсов. И все-таки в Петербурге он чувст­вует себя скованнее, не ощущает той родной, близкой атмосферы, что так помогала в Москве.
В Петербурге все надо было строить заново. Примет ли его петербургская публика, избалованная итальян­ской музыкой? В Москве, до отъезда, он, не задумы­ваясь, с легкостью отвечал, что сочинять музыку мож­но где угодно и тем более в Петербурге, в котором он бывал и долгое время жил. Но теперь, когда он при­ехал сюда, все оказалось сложнее.
Он ощущает равнодушие петербургской театральной дирекции, и на первых порах ему приходится зараба­тывать на скромное существование с семьей частными уроками, выступлениями в концертах, изданием роман­сов.
Но и в Петербурге талантливого музыканта ожидали удачи: например, знакомство с Александром Сергееви­чем Даргомыжским, вскоре выросшее в дружбу. У этих двух композиторов было много общего: склонность к вокальному жанру, знание городской песенной тради­ции, любовь к фольклору, цыганскому пению. Многие ранние произведения Даргомыжского дают основание предполагать, что они написаны не без влияния варламовского творчества, в частности его городского быто­вого романса. Очень скоро композиторы стали встре­чаться на домашних вечерах, где Варламов имел возможность показать себя во всей широте своего прекрас­ного камерного дарования.
Постепенно Александр Егорович Варламов занимает, как и в Москбе, заметное место в художественной жиз­ни столицы, общается с выдающимися петербургскими певцами: О.А. Петровым, П.А. Бартеневой, А.Я. Билибиной, встречается с художниками П.П. Соколовым и К.П. Брюлловым.
У Бартеневой была огромная и заслуженная слава: она владела обширным, разнообразным репертуаром, тонко интерпретировала исполняемые ею произведе­ния. Пленительным назвал пение Бартеневой поэт И.И. Козлов в посвященном ей стихотворении. В од­ном из домашних альбомов Бартеневой вместе с роман­сами Глинки помещен и ранний варламовский романс «Ох, болит да щемит...».
Это дает возможность предположить, как считает исследователь творчества Варламова Н. А. Листова, что знакомство композитора и певицы произошло еще в Москве, где в 1830 году состоялся дебют Бартеневой, исполнившей алябьевского «Соловья». Теперь же Вар­ламов посвящает ей свои произведения «Сяду ль я на лавочку...» и «Вдоль по улице...». О том, что Бартеневу и Варламова связывала преданная дружба, свидетель­ствуют письма композитора к ней в моменты отчаян­ной, безысходной тоски, тяжелых периодов нужды в его жизни.
Интересно, что в Петербурге, в отличие от концер­тов московского периода, где иногда звучали и сочи­нения иностранных авторов, Варламов выступал с произведениями лишь отечественного искусства. В кон­цертах Александра Варламова звучали и романсы Глинки, и народные песни. Скорее всего, Варламов делал это из чувства протеста перед поклонением итальянской и французской музыке, свойственным выс­шим слоям петербургского общества.
Петербургская публика обычно называла варламов­ские концерты, устраиваемые в зале Петербургского университета, «русскими народными концертами».
Варламовские романсы нравились не только сооте­чественникам, но и зарубежным певцам, например По­лине Виардо. «Г-жа Виардо-Гарция в восхищении от русских романсов и песней композитора Варламова, сама поет их в совершенстве, и весьма жаль, что поет их не для публики...»; «Мы были свидетелями, как она обрадовалась, встретив случайно в одном доме г. Вар­ламова: она тотчас села за фортепиано и пропела его «Сарафан»...» - писали о Виардо петербургские газеты.
И в свою очередь Александр Варламов не мог рав­нодушно отнестись к искусству великой певицы. Вос­хищенный исполнением Виардо «Соловья» Алябьева, он посвящает ей свой романс «Ты не пой, душа-де­вица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48