«Ясны очи, черны очи, мне вас больше не видать...» и «Я пом­ню чудное мгновенье...», написанный им еще в То­больске.
Многие дворянские семьи в Оренбурге приглашали Алябьева на домашние вечера, желая услышать его ис­полнение собственных сочинений.
Часто бывает он в семье предводителя уездного дво­рянства Егора Николаевича Тимашева, участника сра­жений Отечественной войны. Жена Тимашева была ши­роко образованной женщиной и к тому же талантливой поэтессой. Познакомившись с Пушкиным, Тимашева посвятила поэту два стихотворения. Александр Сергее­вич ответил ей тоже стихотворением: «Я видел их, я их читал...»
В имении Тимашевых Алябьеву хорошо работалось, именно там он записал много мелодий народной баш­кирской музыки, которые вошли в «Башкирскую увер­тюру» и в сборник азиатских песен, посвященный В.А. Перовскому.
В Оренбурге Алябьев занимается камерной инстру­ментальной музыкой, создает прекрасное трио a-moll для фортепиано, скрипки и виолончели.
И конечно, Алябьев по-прежнему сочиняет романсы. Особенно близкими ему оказались стихи Ивана Козло­ва, и в деревенских просторах тимашевского имения Алябьев создает романс «В тиши села уединенной...».
Губернатор Перовский всерьез проникся заботой о судьбе Алябьева. Он энергично хлопочет о нем, лично подает Николаю I ходатайство за компози­тора.
И в конечном счете это подействовало: в 1835 году Алябьеву разрешено жить у родных в Московской гу­бернии. Перовский не только зачислил Алябьева в свою канцелярию, но и обеспечил ему возможность - якобы по делам службы - бывать в Москве.
Сложные чувства обуревали композитора, когда он ехал в Москву после долгого изгнания; чего только он не передумал, перебирая в памяти события прошедших с той поры лет. И теперь еще наступило не полное ос­вобождение, а лишь частичное облегчение его судьбы. Как встретит Москва, друзья, родственники, как он пер­вый раз появится в любимом Большом театре?
Он знал, что музыка его к спектаклям продолжала звучать в театре все эти годы, ее исполняли и отдельно в концертах, но на афишах значились лишь инициалы А. А. Близкие друзья и знакомые, конечно, знали, кто стоит за этими инициалами, но остальная театральная публика была в неведении о драматической судьбе не­известного автора. Человек, лишенный дворянских прав, чинов, орденов, богатства, своего привычного окруже­ния, как бы вырванный с корнем из родной почвы, не сломился, а, наоборот, выстрадав свое творчество, стал большим композитором.
И вот он, город, так радостно встретивший его ког­да-то, обласканного наградами, гордого своими победа­ми в сражениях Отечественной войны, и так резко пе­реломивший потом блестяще начавшуюся судьбу.
В 1838 году в Большом театре готовился к постанов­ке спектакль по пьесе Шекспира «Виндзорские кумуш­ки», и Алябьев сочиняет музыку к нему. Собственно, музыка предназначалась лишь для последнего дейст­вия, которое включало декламацию, арии, хоры, инст­рументальные эпизоды и танцы. Музыка Алябьева была как бы маленькой оперой, включенной в драма­тический спектакль.
Почти в то же время театр готовил и другую инсце­нировку, по пушкинской «Русалке». «Русалка» была по­ставлена в апреле 1838 года. А имя и фамилия композитора, написавшего прекрасную музыку, по-прежнему скрывались за скромными, многим неизвестными ини­циалами А. А. Музыку к этому спектаклю Алябьев писал уже после кончины великого поэта, пережив ее тяжело, как личное горе.
Около двадцати романсов написал Алябьев на пушкинские тексты, среди них: «Слеза», «Адели», «По­гасло дневное светило...», «Певец», «Зимняя дорога», «Я помню чудное мгновенье...», «Что в имени тебе моем?..», «Я вас любил...», «Вакхическая песня», «Я пе­режил свои желанья...».
Великий современник Алябьева М.И. Глинка отда­вал должное его произведениям.
В 1839 году в Петербурге была напечатана первая тетрадь пятичастного «Собрания музыкальных пьес, составленного М. Глинкою». Тетрадь начиналась элеги­ей Алябьева «Где ты, прелестный край...» (автор слов неизвестен).
Последней оркестровой партитурой Михаила Глинки был «Соловей» Алябьева.
Постепенно Алябьев втягивается в московскую куль­турную жизнь, восстанавливает прежние связи, обзаво­дится новыми знакомыми, все чаще и чаще встречается с музыкантами, артистами и любителями музыки. Ко­нечно, больше всего общается Алябьев со старым дру­гом, инспектором репертуара московских театров, ком­позитором А. Верстовским. Среди других его приятелей и знакомых, с которыми он немало проводит времени, - артистка Надежда Репина, знаменитый А.О. Бантышев, Н.В. Лавров, актер и автор водевилей Д.Т. Ленский...
Довольно частый гость Алябьев у писателя Алек­сандра Вельтмана, знаменитые «четверги» которого со­бирали в то время цвет литературной и артистической Москвы. Чтение литературных произведений, музици­рование, разговоры, споры продолжались иногда за полночь. Но теперешнее времяпрепровождение Алябьева в Москве, несмотря на широкий круг общения, мало было похоже на то давнее, когда светскую жизнь он считал чуть ли не главным своим занятием. Сейчас для Алябь­ева такие вечера среди близких по духу людей были не­обходимой, полезной передышкой, дающей новый им­пульс для дальнейшего творчества.
Главным теперь была для него композиторская дея­тельность. Его по-прежнему увлекают романтические повести Бестужева-Марлинского. Он начинает серьезно работать над оперой по повести «Аммалат-бек». Почти одновременно Алябьев пишет оперу в трех действиях на сюжет «Бури» Шекспира. Создание «Бури» - большой успех композитора, едва ли не первая удачная русская опера на шекспировскую тему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48