Изгибая прокопченные спины, стеклянно-металлические змеи заползают под навесы перронов, выплевывают усталые сгустки людей, затем заглатывают новые и уползают прочь. За пыльными окнами вагонов на откинутых полках лежат судьбы, эпохи и надежды, обнаженные острым и волнующим скальпелем дороги. Не меняющиеся десятилетиями тусклые запахи и звуки железнодорожного кочевья превращают озабоченных взрослых в былых восторженных и растерянных детей, ждущих от дороги чуда и желающих уехать за ним далеко-далеко. И вся разноликая человеческая пестрота с первого же качка двинувшегося поезда превращается в покорную однородную массу, вверяющую свою неистребимую цель вечного движения старым изношенным вагонам, равнодушным, как хирурги, проводникам, одиноким забытым светофорам и глупым ржавым стрелкам, — этим четырем божествам и вершителям пассажирского сна.
Проплывающие полустанки и провинциальные местечки рассыпаются на потрескавшийся асфальт перронов мелочью человеческих страстей и медной сдачей жизни, на которую никто уже не захочет махнуться не глядя. И понимая это, поезд, издав рожковый сигнал приветствия и превосходства, немедленно уносит вас подальше от пыли и бурьяна захолустья, туда, где озера огней, солнце и море, большие города и большие проблемы, большие люди и даримые ими ожидания.
МЛАДШИЙ НАУЧНЫЙ СОТРУДНИК ВОКЗАЛА
Нет, я не согласен с Островским. Зеркало души нашего народа — это вокзал.
Остап Крымов (На литературном диспуте).

Каждый вокзал, принадлежит ли он большому городу или провинциальной дыре, всегда является мгновенным и точным слепком облика своего города, концентрированным отображением его лица, характера и общего уровня. Здесь можно встретить никогда не унывающих бомжей, знающих краеведческие достопримечательности родной стороны лучше любого профессора-историка; алкоголиков с кроличьими глазами, уровень наполненности которых отражает общее пристрастие горожан к горячительным напиткам; полоумных всех видов и оттенков, агрессивность которых отражает основную степень озлобленности всего населения; самых дешевых проституток, по которым мгновенно можно сделать вывод о качестве и ценах на данный товар в других городских районах; разного рода бездельников, по гордости и достоинству которых можно судить о лучших временах города.
Ад не намного хуже рая. Просто в нем надо родиться. Вокзал ничем не хуже Дома пионеров, если вы давно вышли из пионерского возраста. Южный вокзал города Харькова представлял собой замкнутую экосистему, о которой писал в свое время академик Вернадский. Здесь помимо небольшого количества людей, занятых приездами и отъездами, находилась значительная масса граждан, имевших на вокзале работу, еду и ночлег. Здесь были свои финансы, свои мошенничество и воровство. Здесь была своя мафия, своя милиция и свой контингент, на котором они кормились. Здесь была своя неповторимая атмосфера, в которой определенное количество кислорода было вытеснено запахами пыли, сомнительной еды и несвежей одежды. Роспись и лепка потолка вокзала не уступали по своей роскоши и художественному мастерству хорошему христианскому собору. Здесь был даже свой памятник Ленину, незаметно притулившийся в арочке около буфета. Словом, здесь было все, что необходимо в наше время для жизни. И даже смерти.
Для опытного наблюдателя было достаточно и беглого взгляда на внутренний и внешний облик харьковского вокзала, чтобы сразу понять, что это крупный вальяжный город, не блещущий такими историческими достопримечательностями, как Питер; не страдающий массовым пристрастием к спиртному, как города Нечерноземья России и Урала; не ведущий бурной ночной артистической и развлекательной жизни, как Париж; не поражающий контрастами бедного и богатого, черного и белого, как Нью-Йорк; не умиротворяющий зелеными газонами и цветастыми клумбами, как Вена; не разделенный на сферы влияния, как Москва; не раздражающий политическим экстремизмом, как Иерусалим; не фанатирующий на украинской идее, как Львов. Если собрать вместе все «не», которые воплотил в себе Харьков, то может показаться, что он вообще не стоит доброго слова. Но это было не так. Сочетая в себе большие «нет» и маленькие «да», это место Земного шара на практике оказывалось очень даже пригодным для жизни. По тому же вокзалу можно было достоверно определить, что в этом городе все есть; что здесь — нетипично для нашего времени — редко грабят на улицах; что дешевое пропитание позволяет не работать половине трудоспособного населения; что проститутки просят за добросовестный труд не менее полтинника, а получают не более четвертака; что здесь несильно увлекаются проверками документов на улицах, а с гаишником можно рассчитаться хорошим анекдотом; что в городе не голодают бездомные собаки; что мужчины здесь любят хорошие иномарки, а красивые девушки, в свою очередь, любят мужчин за это; что бизнесом здесь занимаются все, кому не лень, а обдурить можно каждого второго, потому что у первого просто нет денег. Словом, в этом городе можно было жить.
Здесь, на вокзале, Крымов должен был найти все, что ему было нужно.
Остап окинул неторопливым орлиным взглядом необъятные просторы гулких вокзальных помещений и двинулся вдоль потускневшего мрамора колонн в зал ожидания. На лавках без признаков мысли на лице сидели, спали, читали и употребляли пищу разнополые существа в одеждах преимущественно темно-коричневых, серо-черных и других грязелечебных оттенков. Некоторым удалось захватить люксовские лежачие места, другие дремали, сидя в невероятно мучительных позах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150