— Неужели города Винтерскара именно такие, как их описывают? Неужели они действительно будто вышли из волшебной сказки?
Он встал на колени рядом с ней.
— Тарнбург — это десятки сказок, свитые вместе. Он похож на дорогую игрушку, на прекрасный маленький город с часовым механизмом. И жизнь там бывает настолько элегантна, манерна, так мягка и человечна, что трудно поверить временами, что боль, страдание и жестокость могут существовать где-то в этом мире.
Она сосредоточенно смотрела на него, пока он говорил.
— Так вы поэтому отправились путешествовать? Чтобы собственными глазами убедиться, что они действительно существуют?
Люк горестно улыбнулся и покачал головой.
— Одного-единственного посещения квартала гоблинов в Тарнбурге хватило, чтобы убедиться в этом. Хотя должен признать, что даже самые ужасные районы Тарнбурга — ничто по сравнению с грязью, злобой и страданиями, которые мне довелось увидеть в других местах.
Она глубоко вздохнула. Они стояли на коленях на полу, близко-близко, Люк чувствовал ее дыхание на своем лице. От нее пахло мылом, пряниками и розовым маслом. Вдыхая этот аромат, глядя в ее хорошенькое, невинное, капризное личико, он ни на мгновение не мог поверить ни одной из отвратительных историй, где упоминалось ее имя.
Даже когда ее не было рядом, даже когда он не испытывал на себе чарующего действия ее красоты, ума и оригинальности, Люк был убежден, что она не может быть любовницей короля. Что-то было в том, как Изайя смотрел на нее, в том, как она к нему обращалась, что делало это немыслимым. Она определенно была лишь жертвой злобных сплетен, жертвой своего дяди, который желал заставить людей поверить этой ужасной, противоестественной истории о ней, только потому, что это входило в его планы.
Что касается всего остального, что рассказывали о ее позорном прошлом, о тех мужчинах, с которыми она спала, и о шокирующих подробностях того, как, и где и при каких обстоятельствах она это делала, — когда ее не было рядом, Люк не мог сказать определенно, верит он этому или нет.
Но одно он знал точно, одна мысль была непоколебима в его голове: каковы бы ни были прегрешения некой Тремер Бруйяр, что бы она ни сделала и что бы ни сделали с ней, все эти грехи не имели ничего общего с восхитительным маленьким существом по имени Благородная Возвышенная Наследная Герцогиня, которая жила с королем в этих зачарованных комнатах.
Между ними повисло короткое неловкое молчание. Потом она покраснела, отвернулась и занялась опять своей картой.
— Вы, наверное, очень хотите вернуться домой.
— Иногда мне действительно хочется вернуться. Но я пообещал себе, что вернусь не скоро. Мне еще так многое нужно узнать.
Пока они разговаривали, король уже утратил интерес к карте. Он ушел в другую часть комнаты, где рассматривал ракушку через увеличительное стекло.
Оказавшись неожиданно наедине с предметом своих противоречивых чувств, своих мучительных дум, Люк внезапно выпалил:
— Лорд Флинкс — ваш отец?
Она порозовела и задержала дыхание. На мгновение показалось, что прекрасная иллюзия сейчас разлетится в куски, что обольстительница из уличных песенок и похабных историй вдруг проникнет и в эту комнату.
Но девушка, сидящая на полу рядом с Люком, вернулась к карте и начала рисовать волков и косматых снежных кабанов у подножия гряды извергающихся вулканов.
— Знаете, генерал Забулон, я понятия не имею. Он, конечно, говорил мне это много раз, но он такой бессовестный лжец, что я не стала бы верить ни единому его слову.
Ужасная уличная женщина уходила все дальше, и Люк был этому чертовски рад.
— В общем, — сказала Благородная Возвышенная Наследная Герцогиня, тряхнув темными локонами, — я предпочитаю быть Лунной Принцессой, чем чьей бы то ни было дочерью!
* * *
На редкость странной и изменчивой была та весна в Хоксбридже. Покидая дом, невозможно было предугадать, какой будет погода, поэтому плащи, сапоги с отворотами и зонты из вощеной ткани все еще мелькали на улицах города.
Но были и признаки надвигающегося лета. Вороны вили гнезда под стрехами домов и в разрушенных каминных трубах, легкие прогулочные лодки с красными, синими и зелеными тентами уже скользили по медленным водам Зула. Как и в другие годы, шарлатаны, бродяги и гадатели на кофейной гуще толпами потянулись из окрестных сел. Акробаты натягивали канаты на площади Тули, танцевали, ходили на руках и распевали на каждом углу. Некоторые даже бесстыдно устраивали свои фривольные представления в стенах университета.
И если бродяги выглядели и более грязными, более оборванными и изможденными, чем раньше, но зато они приносили с собой невероятные истории. Они говорили, что в мире царит неразбериха: пираты бесчинствуют на побережье, на севере целые города охвачены огнем, а на острове Фингхилл — кровавые восстания.
Некоторые из тех, кто прислушивался к этим рассказам, начинали всерьез беспокоиться, но большинство отмахивалось от них, считая их досужими выдумками.
— Путешественники, — говорили они, — всегда преувеличивают.
Так что, по большей части, жизнь текла своим чередом. Содержимое чердаков и дровяных сараев вытряхивали для весенней уборки, уличные торговки продавали букетики цветов, соловьев в клетках и сласти из кленового сиропа у стен Волари, детей закармливали минеральными солями, серой и патокой.
Только гоблины, по всей видимости, действительно переполошились. Они ходили по городу, по своим делам, еще более тихие и незаметные, чем обычно. С каждым днем их было видно все меньше и меньше. А когда они появлялись, то спешили мимо, опустив глаза, и больше не отвечали, если кто-то с ними заговаривал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177