Я все еще смеялся. Мои руки убедились в том, что она
полностью раскрыта.
Фельдшер смотрел на обезглавленное тело Сандры
Стенсфилд широко раскрытыми глазами. Я не знаю, сознавал ли
он, что тело еще дышало. Возможно, он приписывал это нервной
реакции, что-то вроде конечного рефлекса. Цыплята могут
бегать некоторое время с отрезанной головой, а люди лишь
дернуться раз другой... да и только.
"Хватит глазеть на нее и найди мне простыню", - зашипел
я на него.
Он поплелся куда-то, но не в направлении "скорой". Он
просто удалился в ночь. Я не представляю, куда он делся. Я
повернулся к мертвой женщине, хотя она была и не совсем
мертва, помедлил немного и скинул пальто. Я приподнял ее
бедра, чтобы подложить его под тело. Я все еще слышал
дыхание, производимое ее лишенным головы телом. Иногда я до
сих пор слышу его, джентльмены. В моих снах.
Пожалуйста, поймите, что все произошло в считанные
секунды. Мое восприятие было доведено до крайнего предела,
и потому мне казалось, что прошло много времени. Из больницы
только начали выбегать люди, чтобы узнать, что случилось, и
рядом со мной пронзительно закричала какая-то женщина,
увидевшая отрезанную голову на мостовой.
Я раскрыл свой черный портфель, благодаря бога, что не
потерял его при падении, и достал короткий скальпель.
Разрезав нижнее белье, я отложил его в сторону. Водитель
"Скорой" приблизился ко мне, но остановился, как вкопанный,
не дойдя несколько шагов. Я посмотрел на него в ожидании
простыни, но понял, что ничего не добьюсь от него. Он
уставился на дышащее тело, и его глаза начали округляться и,
казалось, вот-вот вылезут из орбит. Затем он грохнулся на
колени и воздал небу руки. Он собирался молиться, я почти
уверен в этом. Фельдшер мог и не знать, что увиденное им
невозможно, но этот парень знал наверняка. Через минуту он
убрался восвояси, еле живой.
В тот день я взял с собой хирургические щипцы, даже не
знаю, почему. Я не пользовался ими более трех лет после
того, как один врач, не буду называть его, пробил ими висок
новорожденного, вытаскивая его из чрева матери. Ребенок
мгновенно умер.
Но, тем не менее, мои щипцы были при мне в тот вечер.
Тело мисс Стенсфилд напряглось, а живот стал как
камень. Я увидел темя ребенка, окровавленное, в плевре, но
пульсирующее. Значит, он был жив.
Твердь снова размягчилась. Темя исчезло из вида. Чей-то
голос позади меня спросили: "Чем могу помочь, доктор?"
Это была медсестра средних лет, тот тип женщины,
который часто становится опорой в нашей профессии. Ее лицо
было бледным, как молоко, и хотя на нем застыло выражение
суеверного ужаса при виде этого странно дышащего тела, я не
заметил в ее глазах ни малейшего признака того опасного
состояния шока, которое лишает людей способности
действовать.
"Нужна простыня, - быстро сказал я. - Думаю, что у нас
есть еще шанс. Позади нее я разглядел около дюжины человек
из больницы, столпившихся на ступенях и не желающих
приблизиться. Много ли им было видно оттуда? У меня не было
возможности узнать об этом наверняка. Могу лишь сказать,
что в течение нескольких дней после того случая многие в
больнице избегали меня (некоторые и после), и никто, включая
и эту медсестру, никогда не спрашивал меня о том, что
произошло.
Она повернулась и направилась к больнице.
"Сестра! - позвал я. - У нас не времени. Возьмите
простыню в "Скорой". Ребенок вот-вот появится".
Она подошла к машине, скользя по мокрому снегу своими
туфлями на белых каблуках. Я повернулся к мисс Стенсфилд.
Вместо того, чтобы замедлиться, дыхание стало более
учащенным, и тело снова напряглось. Голова ребенка появилась
опять, но на этот раз не исчезла. Он просто начал выбираться
наружу. Щипцы не понадобились вовсе. Ребенок словно выплыл в
мои руки. Я видел, как снег падал на его окровавленное
тельце. Это был мальчик. Его маленькие кулачки зашевелились
и он издал тонкий жалобный крик.
"Сестра! - закричал я. - Шевелите побыстрей вашей
задницей, черт бы вас побрал!"
Это прозвучало слишком грубо, но на мгновение я
почувствовал, что я снова во Франции и снаряды опять будут
свистеть над головой.
Раздался рокот пулеметов, и немцы будут возникать из
мрака, скользя, падая и умирая в грязи и копоти. "Дешевое
волшебство" - подумал я, видя, как человеческие тела
шатаются, поворачиваются и падают. - Но ты права, Сандра,
это все, что мы имеем".
Я никогда еще не был настолько близок к тому, чтобы
потерять рассудок, джентльмены.
"Сестра, ради всего святого!"
Ребенок заплакал опять - такой тонкий, потерянный звук!
- и замолчал. Пар, поднимавшийся от его тела, стал намного
реже.
Я поднес его лицо ко рту, ощущая запах крови и легкий
аромат плаценты. Дунув в его рот, я услышал слабый ответный
вздох. Наконец, медсестра подошла, и я протянул руку за
простыней.
Она стояла в нерешительности, не отдавая мне простынь.
"Доктор, а что... что если это монстр?"
"Дайте мне простыню, - сказал я. - Дайте мне ее, иначе
я надену вам вашу задницу на голову".
"Хорошо, доктор", - ответила она очень спокойно (мы
должны благословлять женщин, джентльмены, которые часто
понимают нас только потому, что не пытаются понять).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25