Гарт был поражен яркой злостью в ее глазах, строгой линией ее стройной шеи, когда она держала голову высоко, готовая к битве. За него.
— Ты не веришь письму? — произнес Гарт.
— Верю? Гарт, ты шутишь. Ни один знающий тебя человек не поверит в такую гадость. Кто-то хочет уничтожить тебя. Мы должны установить его личность.
Гарт задумчиво посмотрел на Сабрину. В сентябре она верила, теперь нет.
— Я немного заторможенный сегодня, — признался он. — Кажется, ты говорила что-то об отъезде, о твоем возвращении в Лондон?
— Ты, не заторможенный и прекрасно знаешь это. Не играй со мной в дурацкие игры.
— А если я попрошу тебя о том же самом?
— Я не играю в игры! Что с тобой? Разве ты не видишь, как все меняется? Если другие люди получат это письмо, а меня здесь нет, они подумают, что я уехала из-за того, что поверила в клевету. Никто не поверит в другие причины моего отъезда. Если я уеду, тебя обвинят независимо от того, что ты скажешь.
«Итак, она увидела это тоже, — подумал Гарт. — Она все видела». Он подошел и взял ее лицо в свои ладони.
— Я подумал об этом, когда увидел письмо. Спасибо тебе.
— Ты ничего не сказал.
— Например?
— Не просил меня остаться. Не упомянул о том, что будет с тобой, если я уеду.
— Если ты уедешь… Любовь моя, если ты уедешь, последствия для меня будут гораздо хуже, чем обыкновенный скандал. Это разрушит дом, семью, три сердца, три мозга, три души…
— Не надо, пожалуйста, не…
Гарт поцеловал Сабрину и ощутил на губах ее слезы. Но ее тело оставалось напряженным, словно она отогнала прочь всякую возможность желания. Гарт отошел. Теперь у них было время. Пока Сабрина находилась здесь, у них было время. Ее неудача и отчаяние в Лондоне были столь ужасны, ее одиночество после смерти сестры так мучило. Гарт почувствовал, что ей требуется его вмешательство в процесс лечения, поддерживающее, но не управляющее.
Но сейчас он решил убедиться окончательно и взял руки Сабрины в свои.
— Ты остаешься? Каковы бы ни были причины твоего желания уехать, я не должен думать каждое утро, найду ли тебя здесь в конце дня.
— Я помогу тебе, — пообещала она.
— Я спрашивал не об этом.
— Гарт, мы не можем оставить это на время? Так много случилось за такой короткий срок… Я пытаюсь всем угодить.
— Ты не можешь одна принимать подобные решения. Дело касается нас всех.
Сабрина наклонила голову. Гарт начал что-то говорить, затем умолк. В тишине она почувствовала, как он повернул ее руку. Левую.
— Ты не носишь свое кольцо? Мороз пробежал по коже Сабрины.
— Нет.
— Где оно? Она заколебалась между правдой и ложью.
— В Лондоне.
— Проклятье! Кто ты такая, чтобы принимать все решения в одиночку? Решаешь, что тебе больше не нужна семья, и снимаешь кольцо, чтобы все выглядело официально? И потом тебе остается только быстренько попрощаться?
Сабрина почувствовала облегчение и вину одновременно. «Один лжет другому, — подумала она. — Но это лучше, чем, правда». Она вернула кольцо Стефании.
— Я думала, оно будет…
— Символом, — подсказал Гарт. — Так и есть. Но так случилось, что я верю в символы. Где оно?
— Полагаю… в доме на Кэдоган-сквер.
— Тогда миссис Тиркелл пришлет его.
— Если сможет найти.
— Напиши ей.
— Хорошо.
— А если она не найдет, мы купим новое. «Я не задержусь здесь надолго».
— И я прошу тебя, Стефания… Ты слышишь меня? Сабрина кивнула.
— Я прошу дать мне возможность помочь тебе, пока ты будешь помогать мне. Черт побери, мы часть друг друга и поможем друг другу. Согласна?
— Согласна, — ответила она, желая, чтобы он смог, но, зная, что он ничем помочь не сможет. Сабрина взяла письмо.
— Что значит «истории о студентах»?
— Я тебе покажу. — Гарт вышел из комнаты и вернулся с университетской газетой. — «Стэндард» за среду. Наши студенты-журналисты выпускают сами.
Сабрина прочитала заголовок: «Секс за оценки». И ниже: «И наоборот».
— «Стэндард» не знает, кто делает первое предложение, — прочитала она дальше. — Но три профессора и несколько симпатичных студенток вызваны в кабинет Лойда Страуса для рассмотрения обвинения в торговых сделках с оплатой в виде оценок — единственная вещь, более ценная, чем деньги.
Это, вероятно, началось с последнего весеннего семестра. Безобразная история может повлиять на судьбу учащихся и даже на возможность окончания учебного заведения, не говоря уже о дальнейшей судьбе профессоров".
— Написано как колонка сплетен, — пробормотал Гарт. — Кто-то должен сказать этим детям, что журналистика — серьезное дело. Она связана с жизнями людей.
— Каких людей? — спросила Сабрина.
— Мелвин Блэйк, некий Миллберн и Мартин Талвия…
— Только не Мартин. Ты имеешь в виду, слухи были… Я не верю. О бедная Линда.
— …и теперь, кажется, Гарт Андерсен.
— Но это абсурд. Ты и Мартин не могли…
— А Блэйк и Миллберн?
— Я их не знаю. Полагаю, что какие-то слухи верны…
— Дело в том, любовь моя, что если ты признаешь верность одного слуха, ты признаешь все остальные.
— Но Гарт, я знаю, что ты не мог. И Мартин… А Мартин мог бы?
— Кажется, несколько месяцев назад они с Линдой поссорились. Он не посвящал меня. Думаю, он пару раз пытался, но потом отступился.
— Когда ты был в Калифорнии, я спрашивала тебя по телефону…
— У него были другие женщины. Он рассказывает о них спустя долгое время после свершившегося факта, смущенный своим поведением, похожим на поведение объевшегося сладостями ребенка, все равно ворующего пирожные. Но, думаю, он держался в стороне от студенток.
— Что он сказал Лойду Страусу?
— Все отказались.
— А потом?
— Это все, что я знаю. Наверное, Лойд организовал расследование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194