ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Как раз после первого января у нас ожидается распродажа по имениям, и она мне необходима. Она ведь скоро будет дома, правда? В конце концов, скоро Рождество! И всем он отвечал, что не знает.
«Лгун, — ругал он себя по ночам в тишине спальни. — Трус. Поддерживаешь и продолжаешь ложь. Сколько ты еще протянешь? Как ты еще можешь говорить об обмане, когда сам так же виноват, как они?»
Он слышал, как Пенни с Клиффом разговаривали в его комнате, когда писали следующее письмо в Лондон.
«Мы все трое — Стефания, Сабрина и я — запутались в их проклятом обмане, попали в его сети, и чем дальше, тем больше, пока не дошли до точки, где нет никакого выхода, и нельзя прекратить обман, не причиняя боли тем, кого стремишься защитить от него».
И теперь он это понял.
Ночью он лежал в одиночестве на своей кровати с балдахином, в комнате, полной призраков, немного аромата их одежды, звуков их смеха, воспоминаний о женщине, которая стала светом его жизни. Он лежал, не шевелясь у края кровати, стараясь сдерживать себя, потому что каждое движение заставляло томительную дрожь пробегать волнами по его телу, гнать в жилах кровь, пока, забыв свой гнев, он не протягивал безумно руки в темноту, чтобы притянуть к себе ее теплое тело. Он чувствовал ее рядом, всей кожей, слышал свой голос, нашептывающий ей слова любви, ощущал теплое дуновение ее дыхания, когда она отвечала ему снова и снова: «Я люблю тебя».
Но рука его находила пустоту, простыни были холодными, и с криком ярости он отбрасывал одеяло, оставлял постель и, накинув халат, сидел часами у потухших углей камина в гостиной. Он начинал читать и читал, пока не возникало перед ним воспоминание: они вдвоем сидят на этом месте, читают, иногда поднимая глаза и обмениваясь взглядами в тишине, настолько глубокой, что кажется, будто они единственные живые во всем мире. Тогда, больной от одиночества, он закрывал свою книжку и смотрел застывшим взглядом в серое пространство холодного камина, угрюмо размышляя и все больше страшась того, что с ним происходит.
Ему все труднее было разделять свою жену и женщину, которая прожила с ним последние три месяца.
Жена, с которой он жил двенадцать лет, умерла, но как было ему горевать о ней, когда он потерял ее только две недели назад?
«О ком ты горюешь? — спрашивал он свое отражение в темном стекле окна гостиной через неделю после возвращения. — О моей покойной жене, которая умерла дважды. Один раз на Средиземноморском побережье, а другой раз в нью-йоркском отеле».
Две разные женщины. Одна ушла от него, другая небрежно заняла ее место, поиграла с их жизнями и сохранила свой секрет гораздо дольше, чем ей следовало бы. Но она сказала, что хочет покончить с обманом.
«Со всеми обманами», — сказала она.
Тогда почему же она этого не сделала?
Гарт стоял у окна, смотрел сквозь свое прозрачное отражение на призрачное мерцанье викторианского уличного освещения. Он не мог рассказать своим детям эту правду. Стояла ли она перед теми же вопросами в нерешительности, собираясь с силами и не находя их в себе, говоря себе, как и он сейчас: «Позже, когда будет подходящий момент»?
Он не знал ответа. Но в одно он теперь поверил твердо. Его жена после двенадцати лет брака хотела не просто короткой поездки на Восток. Да, теперь он в это поверил. Она хотела быть одна, свободной от мужа и семьи, ничем не связанной. И на столько времени, сколько бы ей захотелось. Она не торопилась вернуться. В конце концов, ее заменяла сестра.
Почему она не пришла к нему посмотреть, что могут они еще спасти вместе? Вместо того чтобы подсадить на свое место сестру и начать свой эксперимент, который полностью исключал его из ее жизни?
Потому что он увидел бы в этом еще один пример ее неудовлетворенности: им, его работой и жалованьем, Эванстоном, всей своей жизнью, особенно в сравнении с блестящей звездной лондонской жизнью Сабрины. Он обвинил бы ее в том, что она хочет быть Сабриной.
И был бы прав. Потому что это было именно то, чего она хотела. И, наконец, получила. Готовую жизнь Сабрины: ее дом, богатство, светскую жизнь, статус, друзей… и любовников.
Его горе по ней незаметно переходило в гнев и в то же время обращало его мысли к Сабрине. Это была идея Стефании — поменяться местами. Рассматривала ли Сабрина свой приезд в Эванстон в качестве игры или услуги Стефании? Впервые он задал себе этот вопрос.
В понедельник он вернулся домой из университета одновременно с Пенни и Клиффом, и вместе они увидели на пороге странной формы пакет из Лондона. Он наблюдал, с каким возбуждением развязывали они узлы, рвали клейкую ленту и открывали и отбрасывали слой за слоем оберточную бумагу.
— Ох, папа, — всей грудью вздохнул Клифф, доставая щит. Он изучал его со всех сторон, потом надел на руку и поставил как надо, чтобы защитить тело. — Я повешу его на стене в моей комнате, хорошо?
— Смотри, смотри! — ликовала Пенни, раскладывая вокруг себя пачки цветной бумаги. Ящичек с масляными красками она положила в центре перед собой, рядом с набором японских кисточек и чернильных палочек.
— Мамочка знала, она точно знала, чего я хочу. Я никогда не говорила ей, что хочу чернильные палочки, но она знала. Ох, папочка, посмотри, сколько здесь сортов бумаги, потрогай края этой… О, погляди, а это — тебе.
Гарт дотронулся до конверта. На нем стояло его имя. Пенни сунула его ему в руки, и он медленно его открыл и прочел короткое послание:
«…Пожалуйста, позволь мне сдержать обещание. Это последнее, о чем я тебя прошу».
Слова поплыли у него перед глазами. Он слышал ее голос, видел ее губы, видел свет в ее глазах, когда она смотрела на детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
«Лгун, — ругал он себя по ночам в тишине спальни. — Трус. Поддерживаешь и продолжаешь ложь. Сколько ты еще протянешь? Как ты еще можешь говорить об обмане, когда сам так же виноват, как они?»
Он слышал, как Пенни с Клиффом разговаривали в его комнате, когда писали следующее письмо в Лондон.
«Мы все трое — Стефания, Сабрина и я — запутались в их проклятом обмане, попали в его сети, и чем дальше, тем больше, пока не дошли до точки, где нет никакого выхода, и нельзя прекратить обман, не причиняя боли тем, кого стремишься защитить от него».
И теперь он это понял.
Ночью он лежал в одиночестве на своей кровати с балдахином, в комнате, полной призраков, немного аромата их одежды, звуков их смеха, воспоминаний о женщине, которая стала светом его жизни. Он лежал, не шевелясь у края кровати, стараясь сдерживать себя, потому что каждое движение заставляло томительную дрожь пробегать волнами по его телу, гнать в жилах кровь, пока, забыв свой гнев, он не протягивал безумно руки в темноту, чтобы притянуть к себе ее теплое тело. Он чувствовал ее рядом, всей кожей, слышал свой голос, нашептывающий ей слова любви, ощущал теплое дуновение ее дыхания, когда она отвечала ему снова и снова: «Я люблю тебя».
Но рука его находила пустоту, простыни были холодными, и с криком ярости он отбрасывал одеяло, оставлял постель и, накинув халат, сидел часами у потухших углей камина в гостиной. Он начинал читать и читал, пока не возникало перед ним воспоминание: они вдвоем сидят на этом месте, читают, иногда поднимая глаза и обмениваясь взглядами в тишине, настолько глубокой, что кажется, будто они единственные живые во всем мире. Тогда, больной от одиночества, он закрывал свою книжку и смотрел застывшим взглядом в серое пространство холодного камина, угрюмо размышляя и все больше страшась того, что с ним происходит.
Ему все труднее было разделять свою жену и женщину, которая прожила с ним последние три месяца.
Жена, с которой он жил двенадцать лет, умерла, но как было ему горевать о ней, когда он потерял ее только две недели назад?
«О ком ты горюешь? — спрашивал он свое отражение в темном стекле окна гостиной через неделю после возвращения. — О моей покойной жене, которая умерла дважды. Один раз на Средиземноморском побережье, а другой раз в нью-йоркском отеле».
Две разные женщины. Одна ушла от него, другая небрежно заняла ее место, поиграла с их жизнями и сохранила свой секрет гораздо дольше, чем ей следовало бы. Но она сказала, что хочет покончить с обманом.
«Со всеми обманами», — сказала она.
Тогда почему же она этого не сделала?
Гарт стоял у окна, смотрел сквозь свое прозрачное отражение на призрачное мерцанье викторианского уличного освещения. Он не мог рассказать своим детям эту правду. Стояла ли она перед теми же вопросами в нерешительности, собираясь с силами и не находя их в себе, говоря себе, как и он сейчас: «Позже, когда будет подходящий момент»?
Он не знал ответа. Но в одно он теперь поверил твердо. Его жена после двенадцати лет брака хотела не просто короткой поездки на Восток. Да, теперь он в это поверил. Она хотела быть одна, свободной от мужа и семьи, ничем не связанной. И на столько времени, сколько бы ей захотелось. Она не торопилась вернуться. В конце концов, ее заменяла сестра.
Почему она не пришла к нему посмотреть, что могут они еще спасти вместе? Вместо того чтобы подсадить на свое место сестру и начать свой эксперимент, который полностью исключал его из ее жизни?
Потому что он увидел бы в этом еще один пример ее неудовлетворенности: им, его работой и жалованьем, Эванстоном, всей своей жизнью, особенно в сравнении с блестящей звездной лондонской жизнью Сабрины. Он обвинил бы ее в том, что она хочет быть Сабриной.
И был бы прав. Потому что это было именно то, чего она хотела. И, наконец, получила. Готовую жизнь Сабрины: ее дом, богатство, светскую жизнь, статус, друзей… и любовников.
Его горе по ней незаметно переходило в гнев и в то же время обращало его мысли к Сабрине. Это была идея Стефании — поменяться местами. Рассматривала ли Сабрина свой приезд в Эванстон в качестве игры или услуги Стефании? Впервые он задал себе этот вопрос.
В понедельник он вернулся домой из университета одновременно с Пенни и Клиффом, и вместе они увидели на пороге странной формы пакет из Лондона. Он наблюдал, с каким возбуждением развязывали они узлы, рвали клейкую ленту и открывали и отбрасывали слой за слоем оберточную бумагу.
— Ох, папа, — всей грудью вздохнул Клифф, доставая щит. Он изучал его со всех сторон, потом надел на руку и поставил как надо, чтобы защитить тело. — Я повешу его на стене в моей комнате, хорошо?
— Смотри, смотри! — ликовала Пенни, раскладывая вокруг себя пачки цветной бумаги. Ящичек с масляными красками она положила в центре перед собой, рядом с набором японских кисточек и чернильных палочек.
— Мамочка знала, она точно знала, чего я хочу. Я никогда не говорила ей, что хочу чернильные палочки, но она знала. Ох, папочка, посмотри, сколько здесь сортов бумаги, потрогай края этой… О, погляди, а это — тебе.
Гарт дотронулся до конверта. На нем стояло его имя. Пенни сунула его ему в руки, и он медленно его открыл и прочел короткое послание:
«…Пожалуйста, позволь мне сдержать обещание. Это последнее, о чем я тебя прошу».
Слова поплыли у него перед глазами. Он слышал ее голос, видел ее губы, видел свет в ее глазах, когда она смотрела на детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194