Какое-то время они еще ворочались, но в конце концов только и оставалось, что заняться на свету игрой с опять-таки разбуженным соседом. И, само собой, опять дымили все трубки. Конечно, кое-кто предпочитал спать, невзирая ни на что, – Карл чаще всего был среди них, – так им приходилось накрывать или укутывать голову подушкой; но разве можно спать, если глубокой ночью ближайший сосед встает, чтобы до работы немного поразвлечься в городе, если он, громко фыркая и брызгаясь, умывается у изголовья твоей койки, если не только с грохотом натягивает башмаки, но еще и тяжело топает, втискивая в них ноги – несмотря на хорошие американские колодки, почти все носили слишком тесную обувь, – чтобы в конце концов по причине отсутствия какого-нибудь пустяка в экипировке поднять подушку спящего товарища, а тот, давным-давно разбуженный, только и ждал момента, чтобы наброситься на ночного гуляку. Надо сказать, все они были спортсмены, молодые и в большинстве крепкие парни, не упускавшие случая заняться спортивными упражнениями. И, вскакивая среди ночи от страшного шума, можно было быть уверенным, что обнаружишь на полу у своей койки двух борцов, а вокруг, в ярком свете стоящих на постелях арбитров в сорочках и кальсонах. Однажды во время такого ночного боя один из боксеров упал на спящего Карла, и первое, что тот увидел, открыв глаза, была кровь, текшая из носа бойца, и в считанные секунды, прежде чем он смог предпринять что-либо, залившая всю постель. Часто все двенадцать часов отдыха Карл тратил на попытки хоть немного поспать, хотя соблазн принять участие в беседах других был весьма велик; но ему все казалось, что в жизни у остальных есть перед ним преимущество, которое он должен компенсировать старательной работой и некоторым самоотречением. Таким образом, хотя с точки зрения работы сон был для него очень и очень важен, он не жаловался ни старшей кухарке, ни Терезе на обстановку в общей спальне, ведь, во-первых, в общем и целом все парни изрядно от этого страдали, но всерьез не жаловались, а во-вторых, мучения спального зала были неотъемлемой частью его лифтерской должности, которую он с благодарностью принял из рук старшей кухарки.
Раз в неделю при пересменке у него выдавались свободные сутки, которые он частично использовал для одного-двух визитов к старшей кухарке и для того, чтобы где-нибудь – в уголке, в коридоре и крайне редко у нее в комнате – перекинуться несколькими фразами с Терезой, которую он подкарауливал в ее краткие свободные минуты. Иногда он сопровождал девушку в город, куда ее посылали со срочными поручениями. Тогда они почти бежали – Карл с ее сумкой в руке – к ближайшей станции подземки, поездка занимала всего лишь мгновение: поезд мчался, как бы не испытывая ни малейшего сопротивления, – и вот уж пора выходить; вместо того чтобы дожидаться эскалатора, который казался им слишком медлительным, они взбегали вверх по лестнице, перед ними открывались площади, от которых звездообразно расходились улицы, мельтешила сутолока потоком текущего со всех сторон транспорта, но Карл и Тереза рука об руку спешили в различные конторы, прачечные, склады, магазины, где нужно было выполнить «нетелефонные», а в общем не особенно ответственные поручения или уладить недоразумения. Тереза скоро заметила, что помощью Карла пренебрегать не стоит, напротив, во многих случаях именно она значительно ускоряла дела. С Карлом ей не приходилось ждать, как часто бывало без него, чтобы сверхзанятые деловые люди выслушали ее. Он подходил к конторке и до тех пор стучал по ней костяшками пальцев, пока ему не отвечали; он кричал поверх толпы на своем все еще правильном, легко отличимом среди сотни голосов английском; он подступал к людям без колебаний, даже если они спесиво удалялись в глубину просторнейших контор. Делал он это не из молодечества и уважал любой протест, однако он чувствовал себя на высоте положения, дающего ему все права, – гостиница «Оксиденталь» была солидным предприятием, с которым шутки плохи, и, наконец, Тереза, несмотря на ее деловой опыт, все-таки нуждалась в помощи.
– Вы должны всегда сопровождать меня, – говорила она порой, счастливо смеясь, когда они возвращались, особенно удачно выполнив поручение.
Лишь три раза за полтора месяца жизни в Рамзесе Карл побыл в комнатке Терезы подольше, по нескольку часов. Конечно, комнатка была меньше любой из комнат старшей кухарки, немногочисленные вещи в ней сгруппированы были у окна, но Карл, учитывая опыт спального зала, хорошо понимал ценность собственного, сравнительно спокойного жилья, и, хотя прямо он не говорил об этом, Тереза заметила, как ему нравится ее комнатка. У девушки не было от него секретов, да и возможно ли иметь их от него после ее визита в тот первый вечер. Она была незаконнорожденной, отец ее, строительный десятник, вызвал к себе из Померании мать с ребенком; но – словно тем самым он исполнил свой долг или ожидал кого-то другого, а не изработавшуюся женщину и слабую девочку, которых встретил на пристани, – вскоре после их прибытия он без всяких объяснений эмигрировал в Канаду, и с тех пор они не получили от него ни письма, ни какой-либо иной весточки, оно и не удивительно – ведь обе совершенно затерялись в трущобах восточного Нью-Йорка.
Однажды Тереза рассказала – Карл стоял рядом с нею у окна и смотрел на улицу – о смерти своей матери. Они с матерью зимним вечером – Терезе было тогда лет пять – каждая со своим узелком торопливо шли по улицам в поисках ночлега. Сначала мать вела ее за руку – мела метель и идти вперед было трудно, – потом рука ее обессилела, и она, даже не оглянувшись, отпустила Терезу, которая теперь шла, цепляясь за материну юбку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85