Я попыталась расспросить солдата, караулившего у шлагбаума на другой улице. Этот говорил со мной дружески, но тоже ничего не знал о моих родных.— Могу порасспрашивать кругом, — сказал он с улыбкой, — но только не даром…Он окинул меня жадным взглядом, и я поняла, что речь идет не о деньгах.— Как тебе не стыдно! — вспыхнула я. — Хочешь воспользоваться горем людей?Но солдат беспечно улыбнулся — ему не было стыдно. Я забыла, что при виде молодой женщины у солдат возникает только одна мысль.Вернувшись на Ауде Лангендейк, я с облегчением увидела, что дверь открыта. Я проскользнула внутрь и провела остаток дня во дворике, читая свой молитвенник. Вечером я легла спать без ужина, сказав Таннеке, что у меня болит живот.
В мясной лавке Питер-младший отвел меня в сторону, пока его отец занимался с другой покупательницей, и спросил:— Вы что-нибудь знаете о своих родных?Я покачала головой:— Пробовала узнать, но никто ничего не говорит.Я не смотрела ему в лицо. Меня смущала его забота. У меня было такое ощущение, будто я ступила с лодки на землю, а земля закачалась у меня под ногами.— Я постараюсь узнать, — сказал Питер не терпящим возражений тоном.— Спасибо, — помолчав, сказала я. Что я буду делать, если он действительно что-нибудь узнает? Он ничего от меня не требовал, как тот солдат, но я буду ему обязана. А я не хотела быть обязанной никому.— На это может уйти несколько дней, — тихо сказал Питер. Потом передал отцу говяжью печень и вытер руки о фартук.Я кивнула, глядя на его руки — лунки ногтей были заполнены кровью.Придется, наверное, к этому привыкать, подумала я.Теперь я каждый день ждала похода на рынок с еще большим нетерпением, чем уборки мастерской. И страшилась его тоже. Особенно я боялась того момента, когда Питер-младший поднимал на меня глаза. Я вглядывалась в них — узнал ли он что-нибудь? Мне хотелось узнать о своих родителях и сестре, но пока я не знала, я могла надеяться.Прошло несколько дней. Каждый день я или покупала мясо у них в палатке, или проходила мимо после того, как побывала в рыбном ряду. Питер каждый раз просто качал головой. Но вот наступил день, когда он глянул на меня и отвел глаза. Я знала, что он мне скажет. Я только не знала, кто из них троих заболел.Мне пришлось подождать, пока Питер не кончил обслуживать нескольких покупателей. У мня кружилась голова, и я даже хотела сесть на пол, но он был забрызган кровью.Наконец Питер-младший снял фартук и подошел ко мне.— Заболела ваша сестра Агнеса, — тихо сказал он. — Ей очень худо.— А мои родители?— Они пока здоровы.Я не стала спрашивать, какой ценой ему удалось это узнать.— Спасибо, Питер, — прошептала я, впервые назвав его по имени.В его глазах я увидела сочувствие. И то, чего я боялась, — надежду.
В воскресенье я решила навестить брата. Я не знала, известно ли ему о карантине и о болезни Агнесы. Я рано вышла из дому и прошла пешком до его фабрики, которая стояла за городской стеной недалеко от Роттердамских ворот. Когда я пришла, Франс еще спал. Женщина, которая открыла мне калитку, засмеялась, когда я спросила, могу ли я повидать брата.— Он еще не скоро встанет, — сказала она. — Подмастерья в воскресенье спят чуть не до вечера. Это у них выходной.Мне не понравилось то, что она сказала и каким тоном она это сказала.— Пожалуйста, разбудите его. Скажите, что к нему пришла сестра.Мой требовательный тон напомнил то, как говорила со мной Катарина.Женщина подняла брови:— Вот уж не думала, что Франс происходит из семьи, так высоко сидящей на троне, что им можно заглянуть в ноздри.Она ушла. Мне было неясно, собирается она будить Франса или нет. Я присела на низкую ограду и стала ждать. Мимо меня прошла собравшаяся в церковь семья. Дети — две девочки и два мальчика — бежали впереди родителей, как, бывало, делали и мы. Я смотрела им вслед, пока они не исчезли из виду.Наконец появился Франс, протирая заспанные глаза.— Грета, это ты? — воскликнул он. — Я не понял, кто пришел — ты или Агнеса. Но Агнесу, наверное, так далеко одну не отпустили бы.Он ничего не знает. Скрывать бесполезно. Я даже не смогу смягчить удар.— Агнеса заболела чумой, — выпалила я. — Ее жизнь и жизни наших родителей в руках Господа Бога.Франс перестал протирать глаза.— Агнеса? — переспросил он, словно не понимая. — Откуда ты это знаешь?— Мне помогли узнать.— Ты их не видела?— Там объявлен карантин.— Карантин? И как давно?— Дней десять.Франс сердито покачал головой:— А я ничего и не знал. На этой фабрике вкалываешь с утра до вечера и, кроме белых плиток, ничего не видишь. Я тут с ума сойду.— Сейчас надо думать не о себе, а об Агнесе.Франс понуро опустил голову. Я не видела его несколько месяцев, и за это время он сильно вырос. И у него стал ниже голос.— Франс, ты ходишь в церковь?Он пожал плечами. Больше говорить на эту тему я не решилась и вместо этого сказала:— Я хочу за них помолиться. Пойдешь со мной?Он не хотел идти в церковь, но я его уговорила — мне была невыносима мысль, что я опять окажусь одна в незнакомой церкви. Мы нашли церковь недалеко от фабрики, и хотя служба не принесла мне особого утешения, я молила Бога уберечь нашу семью.После службы мы с Франсом погуляли по берегу реки Схи. Мы почти не разговаривали, но каждый из нас знал, о чем думает другой. На людской памяти от чумы еще никто не выздоравливал.
Однажды утром, отпирая для меня дверь мастерской, Мария Тинс сказала:— Ладно, девушка. Можешь сегодня расчистить этот угол. — Она показала на тот угол, в котором позировала миссис Рейвен. — Все вещи со стола сложи в сундуки в кладовке — кроме миски и пуховки Катарины. Я заберу их с собой.Она прошла через комнату и сняла со стола два предмета, которые я столько недель аккуратно ставила на место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65