Кадык на его горле казался теперь еще больше, глаза совсем выкатывались из орбит…
А вот и Полли — бог мой, как выросла Полли! Он бы ее просто не узнал… Но Полли стала почему-то такой застенчивой: она уткнулась лицом в юбку матери и не желала не только говорить с ним, но даже на него взглянуть. Итак, эта встреча, которой оба так ждали, кончилась тем, что он лишь коснулся носом волос девочки, от которых пахло мышкой, ибо ничего другого ему не дано было поцеловать. Дело в том, что изменилась не только Полли — бедненькая консервативная Полли, даже не глядя на своего любимого Огастина, сразу поняла, какие большие перемены произвели в нем время и отсутствие. Его речь там, за океаном, могла казаться, конечно, до смешного британской, но здесь она звучала с явно американским акцентом…
16
Итак, Огастин снова в Мелтоне, и, когда прошли первые минуты встречи, он с удивлением обнаружил, что здесь почти все осталось по-прежнему. А вот он, видимо, очень изменился: он поймал себя на том, что смотрит на Мелтон весьма критически и удивляется, как Мэри может жить тут — это же не жизнь, а мертвечина; неужели так уж интересно вести хозяйство в огромном доме, когда этим может заниматься кто-то другой, в то время как Гилберт увлеченно скачет по долам и горам своей политики. Слишком Мэри замкнулась в себе, надо будет ее расшевелить…
Что же до Мэри, то она искренне радовалась возвращению брата, но не могла не заметить, насколько увереннее он стал держаться — правда, подумала она, под такой уверенностью часто таится далеко не уверенное в себе «я», ибо Мэри, как и ее дочь, была убеждена, что любая перемена в старине Огастине может быть только к худшему. А тем временем Уонтидж рассказывал поварихе, как раздался в плечах мистер Огастин, он теперь и ходит-то иначе, пожалуй, слишком быстро и нескладно для джентльмена… Собственно, один только Гилберт скрепя сердце признал, что Огастин, пожалуй, изменился к лучшему — если не считать, конечно, акцента, но в приличном обществе это у него быстро пройдет.
В честь столь Великого События Полли разрешили сойти вниз к чаю, но она сидела все время, не поднимая глаз.
В общем, оказалось очень удачно, что в качестве громоотвода при сем присутствовал чужой человек — Энтони: он очаровал и хозяина, и хозяйку, а его безукоризненные манеры заставляли и остальных держаться соответственно.

Что ж, время идет и все меняется; не будем больше говорить об этом, разве что добавим еще один штрих: когда Огастин поднялся наверх, чтобы переодеться к ужину, и увидел у себя на кровати тщательно разложенный вечерний костюм, который столько времени провисел в мелтонском шкафу, он с грустью подумал о том, что и забавные маленькие мокасины, сшитые для Полли настоящей индианкой, тоже будут ей малы — в лучшем случае они когда-нибудь пригодятся Сьюзен-Аманде.
Потом усилия, потребовавшиеся, чтобы надеть жестко накрахмаленную вечернюю сорочку, настолько поглотили его и оказались столь тщетными, что он крикнул Энтони через коридор:
— Послушай, а как это чертова черепаха умудряется залезть в свой панцирь?

Огастин был прав: Уонтидж, конечно, постарел. Боли в спине у него усилились, а перебои в сердце приняли хронический характер. Да и щитовидная железа увеличилась — хозяйка даже сказала, что в последующий раз, когда приедет доктор, она непременно попросит его посмотреть. Характер у него тоже не улучшился: он готов был оторвать голову Мэгги Уинтер из-за сущей ерунды, а младшие горничные боялись его как огня. Нервный стал? Да, пожалуй, но разве можно держать себя в руках, когда нынче все идет вверх дном?
Последней бедой был Джимми — Джимми, которого он любил как сына и частенько строжил — тоже как сына. Надо же такому случиться: как раз когда Джимми можно уже было переводить в помощники дворецкого, его застали в кустах с этой паршивкой кухонной девчонкой Лили. А когда Лили начала распухать, обоих — а им было едва по шестнадцати — пришлось уволить… На этом служба Джимми, само собой, была окончена. Но Тед помог устроиться Нелли, сестре Мэгги, и теперь Уонтидж надеялся, что, если он напишет брату в Ковентри, Тед возьмет к себе Джимми и научит его ремонтировать велосипеды. Но Тед написал, что у них в Ковентри нынче и без того полно безработных ребят: ученики трудятся за постой и еду, а лишь становятся квалифицированными мастерами, которым уже надо платить, как положено, десять пенсов и полпенни в час, их увольняют и берут новых мальчишек.
Тед просил сообщить миссис Уинтер, что с сестрой ее все в порядке и ребеночек растет… Уже девять часов пробило, прошел целый день, а он, Уонтидж, так и не удосужился передать миссис Уинтер добрые вести, до того голова была занята Джимми, ну и, конечно, собственной работой.
Оставив джентльменов за портвейном (хозяина, мистера Огастина и американского друга мистера Огастина), он собрался было взяться за мытье серебра и хрусталя — ведь Джимми-то больше не было, — но не успел влезть в передник, как хозяева позвонили, чтобы он подавал кофе… А потом ведь надо еще принести «шипучки» для бала слуг: сегодня вечером в людской развесят омелу и с десяти до полуночи будут танцы (и уж можете не сомневаться, и в садах и на конюшне полно будет хохота и визга дурачливых девчонок!). Толкнув обитую зеленым сукном дверь, Уонтидж услышал испуганные вскрики и поспешный топот ног — ох, уж эти девчонки, до чего любят подглядывать! Мэгги предлагала взять какую-нибудь в помощницы, пока не подыщут парнишку… Ну, нет уж! Стоит подпустить этакую пустоголовую девчонку к серебру, и она — как пить дать! — станет мыть ложки вместе с вилками или натворит еще чего-нибудь почище, так что придется ему потом до мозолей оттирать царапины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125