Он боялся, что Таня откажется, но она тут же согласилась:– Немножко можно.– Ну, это ты молодец! – обрадовался Василий и пошел за свертками.Таня на низеньком столике собрала закуску, тонкими пластинками нарезала сыр, лимон, и даже кусочки хлеба выглядели какими-то очень уж тощими. И рюмки были чуть ли не с наперсток и с такими тонкими ножками, что Василий боялся притронуться к ним. «Как котенка, кормить собирается, – неодобрительно покосился Василий на это подобие еды. – А интересно, когда же это ее мужик заявится?» – не без тревоги подумал он, взглянув на часы. Таня, перехватив его взгляд, спокойно объяснила:– Зря волнуешься – муж в командировке.«Во дает!» – восхитился Василий и невольно подумал, что, может быть, останется здесь на ночь. Но тут же прогнал эту мысль, – очень уж чужой и далекой казалась Таня. Она разглядывала его так, словно ничего, кроме его имени, не помнила и знать не знала, что это за человек сидит перед ней. А Василий на мгновение вспомнил ее тихий голос, шептавший какие-то ласковые благодарные слова. Но только на мгновение – очень уж непохожа была та Таня на эту, нынешнюю, сидящую сейчас перед ним.– Не женился? – спросила она.– Бог миловал.– Так и бродишь по свету?– Так и брожу.– И не собираешься осесть где-нибудь?Сказала так, будто мать у взрослой девки спрашивала – не надоело ли ей в куклы играть. Василий с вызовом ответил:– А зачем? Мне и так хорошо.Таня с сомнением посмотрела на него и явно не поверила, что ему так уж хорошо. Василий торопливо сказал:– Ладно, чего насухую разговаривать, давай-ка выпьем... – И со значением добавил: – Помянем старое...Таня выпила, не морщась, закусила лимоном и усмехнулась:– Помянуть покойника можно, а старое – вспоминают.Василий, задетый ее тоном, сказал, сдерживая злость:– Где уж нам, со свиным-то рылом, в таких тонкостях разбираться.Таня небрежно бросила, не глядя на него:– Напрасно обижаешься, к слову так пришлось. Я воспитывать тебя не собираюсь. Да и не так уж ты не прав, ведь говорят же – кто старое помянет, тому глаз вон.Это показалось Василию совсем уж обидным, он стал думать, как ответить ей, но тут в соседней комнате, за дверью, раздалось какое-то кряхтенье, а затем – чей-то тонкий жалобный голос. Василий не сразу понял, что это плачет ребенок. Таня быстро встала и пошла в комнату. Через минуту она вернулась с маленьким круглолицым человечком на руках, изумленно вглядывавшимся во все круглыми и темными, как спелые вишни, глазами. Таня, – с преображенным, светившимся радостью лицом, – прошлась по комнате, бережно прижимая его к себе красивыми сильными руками. Даже походка у нее изменилась – стала плавной, неторопливой. Остановившись перед Василием, она горделиво спросила:– Ну, каковы мы?– Это что же, твой? – спросил Василий.– Нет, дядин, – радостно засмеялась Таня. И маленький человечек неудержимо заулыбался, качая большой головой, обнажая розовые десны с четырьмя торчащими в них зубами.– Мальчик?– Ну конечно, – сказала Таня таким тоном, словно во всем мире рождались одни только мальчики. – Сын, сынище...Она поцеловала его в редкие темные волосы и сказала:– Ну, ты посиди пока, а мы наши дела сделаем.И ушла на кухню.Василий прошелся по комнате, оглядел шкафы, туго набитые книгами, – многие были на каких-то иностранных языках, – чудные картинки на стенах, – видно, художник и рисовать-то как следует не умел, не сразу и разберешь, что намалевано, – машинально отметил, что мебель в квартире дорогая, даже занавески на окнах из какого-то плотного, красивого материала, из которого можно было бы, наверно, штук пять приличных платьев сшить.Почему-то неприятно было ему, что у Тани родился сын. «Интересно, сколько ему? С год, наверно, крупный пацан...» И тут же Василий сообразил, что если так, то Таня наверняка была беременна, когда они встретились, и в изумлении покрутил головой: «Вот это да... Хват-баба... Решила, видно, погулять напоследок...» На всякий случай он все же спросил, остановившись на пороге кухни:– Сколько ему?– Скоро девять.– И только-то? – удивился Василий. – Крупный мальчишка.– А мы с мелочью не связываемся. Мы – такие...Василий снова вернулся в комнату – и вдруг остановился.– А когда скоро?– Через восемь дней, – невнятно отозвалась Таня.Василий стал думать – и вдруг его кинуло в жар. Жарко стало даже ногам, и руки сделались тяжелыми, горячими. Он выпил рюмку коньяку, тут же налил другую, зажевал невесомым ломтиком сыра. Стал считать, загибая пальцы на руках, и опять получалось то же самое – если Татьяна говорит правду, то забеременела она в мае прошлого года, когда они вместе были в Гагре, и этот большеголовый человечек мог быть только его сыном. Только его... Он выплеснул в себя еще рюмку и пошел на кухню.Таня кормила ребенка кашей, вытирая ему рот после каждой ложки. Василий вгляделся в круглое лицо малыша – и без труда увидел его сходство с собой. Даже в маленьких, едва наметившихся бровках угадывался будущий разлет его собственных густых бровей, даже в улыбке почудилось ему что-то знакомое...– Ну что, сосчитал? – спросила Таня, поднимая на него глаза.– Мой? – спросил Василий.– Нет, мой, – спокойно сказала Таня.– Не шути, Татьяна...– А я и не шучу. Это мой сын.Василий опустился на стул и растерянно сказал:– Вот так номер... Выходит, что я – папаша...– Ну, какой ты папаша? – усмехнулась Таня, но, перехватив его взгляд, серьезно сказала: – Да ты не так понял меня. Твой это, чей же еще. Я уж думала, ты и так, без всякой арифметики догадался, да не сообразила, что с детьми ты дела никогда не имел.– Как его зовут?– Олежек.– Олежек... – повторил Василий. Он все еще не мог до конца понять, что этот Олежек, о существовании которого он не подозревал еще полчаса назад, его сын.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28