Рядом со мной стояла Николь со своим тогдашним любовником — геологом из Хьюстона. Летом он лазал по скалам; у него был грубовато-красивый римский профиль и широкая мужественная грудь. Одет он, как и все присутствующие, был по тогдашней моде — в одежду мягкой тропической расцветки: на нем была рубашка пастельных тонов, белый полотняный костюм и пурпурный галстук с ослабленным узлом. Он заказал коктейль из виски и вермута для них обоих и, пока чернокожий бармен смешивал напиток, нежно гладил руку Николь повыше локтя, будто бы меня вовсе не было рядом.
Я смутно помню, что было потом. В голову мне ударил хмель, будто кто-то шлепнул мокрой газетой по затылку; помню неподдельное выражение страха в его широко раскрытых глазах, когда я кинулся на него, сжав кулаки, и двинул ему по физиономии. Я чувствовал, как он, падая, попытался схватить меня за полы пиджака; потом я взял его за горло и крепко сжал...
Когда меня от него оттащили, он был уже в полумертвом состоянии, кожа его приобрела мертвенно-бледный оттенок, а на щеках остались пятна кровавой пены. Моя жена безутешно всхлипывала в объятьях нашего хозяина.
Когда на следующее утро я проснулся на борту нашего плавучего дома и утренний свет резанул мне глаза, я нашел ее записку:
Милый Дейв,
не знаю, что ты ищешь в жизни, но три года совместной жизни убедили меня в том, что мне бы не хотелось присутствовать в тот момент, когда ты это найдешь. Мне очень жаль. Как говорит твой друг, бывший бейсболист, а ныне бармен: «Продолжай в том же духе, родной».
Николь
Грузовичок направлялся к южной оконечности Атчафалайя. Как только первые капли дождя стали падать в залив, с поваленных кипарисных стволов сорвалась в воздух и улетела ввысь стайка белых журавлей. С болот потянуло сырым песком, мокрым мхом, цветами ялапы; резко запахло поганками, тухлой рыбой и застоявшейся грязной водой. Ветви большой ивы, росшей на берегу, развевались на ветру, словно пряди длинных женских волос.
Глава 4
Когда я наконец припарковал свой пикап возле новоорлеанского трансагентства, дождь лил вовсю. Я знал хозяина, и он позволил мне позвонить по междугородной связи одному приятелю в Ки-Уэст. Потом я купил туда билет за семьдесят девять долларов.
Робин жила в ветхом доме креольской постройки на углу Саут Рампарт. Потрескавшийся известковый кирпич был выкрашен красной краской, красноватая черепица крыши частично обвалилась, а железные перила просевших балконов торчали как попало. Росшие во дворе пальмы и бананы, по-видимому, никто никогда не обрезал, их сухие листья громко шуршали на ветру. На балконе второго этажа парочка темнокожих детишек гоняла на трехколесных велосипедах, двери почти всех квартир были открыты, и даже шум дождя не мог заглушить какофонию телевизоров, латиноамериканских ритмов и орущих друг на друга обитателей.
Я стал подниматься в квартиру Робин, как вдруг меня обогнал грузный мужчина средних лет, в мокром от дождя костюме с приколотым на лацкан значком в виде американского флага, неуверенно косившийся на клочок бумаги, на котором, видимо, был написан адрес. Мне хотелось думать, что это налоговый инспектор, социальный работник или судебный курьер, но его нервозность и бегающие глазки мигом дали понять, что ему здесь надо. Тут он, к своему ужасу, понял, что нужная ему квартира — та самая, куда направлялся и я, его лицо тут же стало пустым и ничего не выражающим, к такому повороту событий он был явно не готов. Мне не хотелось обижать его.
— Она больше не работает, парень, — сказал я ему.
— Не понял?
— Робин сейчас недоступна.
— Я не понимаю, о чем вы говорите. — Его круглое испуганное лицо стало еще более круглым и испуганным.
— Брось, парень. Это ведь ее адрес написан на твоей бумажке, верно? Ты не похож на постоянного клиента. Тебя кто-то прислал. Кто же?
Он попытался пройти мимо, но я поймал его за руку.
— Не бойся. Я не из полиции, не ее муж, я просто друг. Так кто дал тебе этот адрес?
— Один бармен.
— Бармен из «Улыбки Джека», что на углу Бурбон?
— Д-Да.
— Ты заплатил ему?
— Да.
— Можешь не пытаться вернуть эти деньги. Он их все равно не отдаст. Усек?
— Да.
Я отпустил его руку, и он быстро-быстро побежал вниз по лестнице.
Заглянув внутрь квартиры Робин сквозь решетчатую дверь, в полумраке я увидел ее. Она вышла из туалета и направилась в гостиную, на ней были белые шорты и зеленая футболка; тут она заметила меня. Указательный палец на ее левой руке был замотан пластырем. Она сонно улыбнулась, и я вошел. В ноздри сразу же ударил тошнотворный сладковатый запах марихуаны. Тут же я увидел и источник: на кофейном столике в пепельнице дымился косячок.
— В чем дело, Седой? — лениво спросила она.
— Боюсь, я только что спугнул клиента.
— О чем ты?
— Джонни послал к тебе парня, ну, ты знаешь, зачем. Я сказал ему, чтобы он убирался и что ты больше не работаешь. Совсем, Робин. Ты у нас переезжаешь в Ки-Уэст.
— Все это слишком сложно для меня. Послушай, Дейв, я тут слегка того (она кивнула в сторону дымящейся пепельницы)... вот только что собиралась купить пивка. Мамочке надо слегка окосеть, перед тем как вертеть задницей перед своими лысыми поклонниками. Кстати, если хочешь, пошли со мной.
— Никакого пива, никаких мужчин, и в баре ты сегодня не работаешь. Ты улетаешь на Ки-Уэст девятичасовым рейсом.
— У тебя все дома? Какой Ки-Уэст? Там же полным-полно педиков.
— Будешь работать в ресторане моего друга. Это неплохое местечко, прямо на пристани, на углу Дюваль-стрит. Там обедают знаменитости. Даже, говорят, сам Теннесси Уильямс.
— Ты имеешь в виду... певца кантри, что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84