!
Ведьм немедля допросили:
- Что за шутки, в самом деле?-
Но они заголосили:
- Ночью мы не разглядели!..
Домовой пожал плечами,
в стенограмме бес напутал.
Водяной сказал, скучая:
- Может, кто его попутал?..
Делегаты повздыхали,-
тут сам черт сломает ногу!
И хвостами помахали,
и послать решили...К богу!
...Обижаться я не вправе,
но придется потрудиться,
о своей чертовской славе
распуская небылицы.



Восточное пристрастье
...Под солнцем - горы в белой дымке,
под снегом - теплая земля,
и липы на большой ордынке,
и в ереване - тополя...
Елена николаевская
...Нет, что ни говори, недаром,
дыханья не переводя,
сижу, с волнением и жаром
стихи друзей переводя.
Как свет, как ощущенье счастья,
вошло, как видно, в плоть мою
вполне восточное пристрастье:
Все что увижу - то пою...
Живут в армении армяне,
грузины в грузии живут,
в москве в "ромэн" живут цыгане,
они танцуют и поют.
У молодых соседей - надька,
дочурка, ростом не видна.
И в киеве, конечно, дядька,
а в огороде - бузина.
Один мой друг, явив отвагу,
сказал мне, осушив стакан:
- Переводи, но не бумагу,
прошу тебя, елена-джан!



Сколько будет дважды два

я немало дорог истоптал в этом мире,
и на собственной шкуре я понял зато:
Дважды два - не всегда в нашей жизни четыре,
а порою - и пять.
А бывает - и сто.
Лев куклин
я когда-то мечтал
инженером стать горным,
в этом деле хотел получить я права.
Но везде мне вопрос задавали упорно:
- Сколько будет, товарищ куклин,
дважды два?
- Пять!-Всегда отвечал я упрямо и гордо,
в эту цифру вложив темперамент и злость.
Инженером, увы, а тем более горным,
к сожалению,
так мне и не довелось...
Я хотел быть актером, врачом и матросом,
стать ботаником чуть не решил я едва.
И повсюду меня изводили вопросом:
- Сколько будет, товарищ куклин,
дважды два?
Улыбались, не то еще, дескать,
мы спросим...
Стал везде отвечать я по-разному всем:
"Шесть", "одиннадцать","тридцать один",
"сорок восемь",
как-то сам удивился, ответив: "Сто семь!"
Кто, не помню,
помог мне однажды советом,
поклониться советчику рад и сейчас:
- Ваш единственный путь - становиться
поэтом,
ибо уровень знаний подходит как раз...
И с тех пор я поэт. Сочиняю прилично.
Издаюсь, исполняюсь,
хоть в мэтры бери...
Я, конечно, шутил, ибо знаю отлично:
Дважды два - как известно и школьнику - три!

Тайна жизни

я часто замираю перед тайной.
Ей имя - жизнь
в разрядах молний, в грохоте грозовом,
в рассоле огнедышащей планеты
родился крохотный комочек жизни -
икринка, сгусток...
Василий захарченко

я часто замираю перед тайной,
я бы назвал ее - преображенье.
Загадочнее тайны нет нигде.
...Немыслимо бывает пробужденье:
Глаза разлепишь - что за наважденье?-
Лежать лежишь, но неизвестно где...
А в голове - все бури мирозданья,
да что там бури - просто катаклизмы,
как написал бы лавренев - разлом!
Глаза на лбу, в них молнии сверкают,
язык шершавый, в членах колотун,
ни встать, ни сесть,
во рту бог знает что,
не то ваала пасть, не то клоака,
выпрыгивает сердце из груди,
и что вчера случилось - помнишь смутно...
И тут, я вам скажу, одно спасенье,
верней сказать, единственное средство.
Берешь его дрожащими руками
в каком-нибудь вместительном сосуде,
подносишь к огнедышащему рту!...
Струится он,прохладный, мутноватый,
грозово жгучий, острый, животворный!..
Захлебываясь, ты его отведал,.
И к жизни возвратился, и расцвел!
Есть в жизни тайна!
Имя ей - рассол.

Звездный час

мне снилось: Я - анна маньяни
не в этом, а в давнем году.
А мы втроем сидели на крыльце.
Жевали хлеб и огурцом хрустели.
Надежда полякова

я мыла пол, набрав ведро воды.
Задрав подол, махала тряпкой хмуро.
Но кто-то вдруг меня окликнул: - Нюра!
Маньяни! Кинь ведро да подь сюды!
Жужжали мерзко мухи над крыльцом,
ступеньки полусгнившие стонали.
В сенях, разумши, клава кардинале
хрустела малосольным огурцом.
Пивной функционировал ларек,
по радио стонал какой-то тенор,
и встряла в разговор лизуха тейлор:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15