Мы выпили кофе и закусили грушами, а потом играли в скреббл. Лотти, как всегда, выигрывала.
Глава 7
Христианское милосердие
Утро следующего дня было чистым и холодным, яркое зимнее солнце ослепительно отражалось от бегущей ленты дороги. Холстед не был расчищен, по крайней мере севернее Белмонта, и «омега» скакала, словно лошадь, всю дорогу до автострады Кеннеди и далее в Мелроуз-парк.
Я надела солнечные очки и включила радио. Нет, сыта по горло. Невыносимо. Выключила приемник и запела сама – непритязательную песенку из «Большого Джона и Спарки»: «Если сегодня в лес пойдешь, лучше одна не ходи».
Было начало одиннадцатого, когда я повернула на север в сторону Маннхейма и взяла курс к дому Розы. В Мелроуз-парке даже боковые дорожки были тщательно очищены от снега. Возможно, это говорит в пользу проживания в пригороде. Дорожка, ведущая к боковому входу в дом Розы, была расчищена столь аккуратно, что на ней можно было разойтись двоим – не то что возле моего дома. А это уже говорило в пользу проживания с Альбертом.
К двери подошел Альберт. Свет падал ему в лицо, и сквозь приоткрытую дверь я видела, что он рассержен.
– Что ты здесь делаешь? – удивленно спросил он.
– Альберт, Роза сто раз говорила, что в семье все должны держаться друг друга. Уверена, она была бы в шоке, услышав, как ты меня встречаешь.
– Мама не хочет с тобой разговаривать. Я думал, что дал тебе это ясно понять.
Я распахнула дверь:
– Нет. Ты ясно дал понять, что ты не хочешь, чтобы я говорила с ней. А это не одно и то же.
Альберт, наверное, тяжелее меня на восемьдесят фунтов, видимо, поэтому он решил, что меня будет легко выставить за дверь. Я заломила ему руку за спину и проскользнула в дом. Давно уже я не чувствовала себя так хорошо.
Из кухни послышался резкий голос Розы, она хотела знать, кто пришел и почему Альберт не закрыл дверь. Разве он не знает, сколько они платят за отопление?
Я пошла на голос. Альберт угрюмо следовал за мной.
– Это я, Роза, – отозвалась я, входя на кухню. – Мне подумалось, что нам следует немного поговорить о теологии.
Роза резала овощи, видимо для супа, так как на плите лежала берцовая кость. На кухне все еще была старая, образца 1930 года, раковина. Плита и холодильник были тоже древние, так же как и маленькие белые шкафчики у некрашеных стен. Роза со стуком бросила кухонный нож на доску, повернулась ко мне и яростно прошипела:
– Я не имею ни малейшего желания разговаривать с тобой, Виктория!
Я развернула кухонный стул и села задом-наперед, положив подбородок на спинку.
– Нехорошо, Роза. Я не телевизор, который можно включить и выключить, когда тебе захочется. Неделю назад ты позвонила мне и сыграла пассаж на скрипке семейной сплоченности, потом, помимо моей воли, вытащила меня сюда. А в четверг в тебе вдруг взыграла твоя мораль или этика. Ты взглянула на лилии на лугу и решила, что было неправильно заставлять меня доказывать твою невиновность. – Я серьезно посмотрела на нее. – Роза, звучит прекрасно, только на тебя это не похоже.
Она поджала тонкие губы.
– Что ты можешь знать? Ты ведь даже некрещеная. Я и не ожидала, что ты поймешь, как должен поступать настоящий христианин.
– Хорошо, возможно, ты права. Современный мир не дает много возможностей увидеть истинное лицо человека. Ну да ты все равно ничего не поймешь. Ты надавила на мои чувства и вытащила меня сюда. Это было нелегко. Но отделаться от меня тебе еще труднее. Будь я какой-нибудь частный детектив из желтой прессы, никак с тобой не связанный, тогда другое дело. Но тебе нужна была я, и ты меня получила.
Роза села. В ее глазах полыхала ненависть.
– Я передумала. Это мое право. Ты не должна больше ничего делать.
– Я хочу кое-что узнать, Роза. Это твоя собственная идея? Или кто-то ее тебе подсказал?
Прежде, чем заговорить, Роза обвела глазами кухню.
– Естественно, я обсуждала это с Альбертом.
– Ну конечно. Твоя правая рука и доверенное лицо. А с кем еще?
– Ни с кем!
– Нет, Роза. Эта маленькая пауза и взгляд, блуждающий по комнате, говорят о другом. И это не отец Кэрролл, если только он не солгал мне в четверг. Так кто же?
Она не ответила.
– Кого ты защищаешь, Роза? Кого-то, кто знает об этих фальшивках?
Снова молчание.
– Понятно. Знаешь, на днях я пыталась подсчитать свои преимущества по сравнению с ФБР. Насчитала только одно. Ты подсказала мне второе. Я просто установлю за тобой наблюдение и выясню, с кем ты общаешься.
Я ощущала ее ненависть почти физически.
– Вот как! Что еще можно ожидать от дочери потаскушки!
Не думая я подалась вперед и ударила ее по губам. К ненависти в ее глазах добавилось удивление, но она была слишком горда, чтобы прикрыть рот рукой.
– Ты не любила бы ее так сильно, если бы знала правду.
– Спасибо, Роза. Я приеду на следующей неделе, чтобы получить еще один урок христианского поведения.
Альберт молча стоял в дверях кухни, не вмешиваясь в нашу перебранку. Он провел меня к входной двери. Запах горящего оливкового масла преследовал нас и в вестибюле.
– Ты правда должна покончить с этим, Виктория. Мама очень взволнована.
– Что тебя удерживает около нее, Альберт? Она обращается с тобой, как с недоразвитым четырехлетним ребенком. Перестань быть маменькиным сынком. Найди себе подругу. Сними собственную квартиру. Никто не выйдет за тебя, пока ты живешь с ней.
Он что-то невнятно пробормотал и захлопнул за мной дверь. Я залезла в машину и просидела несколько минут, приходя в себя. Как она смела! Она не просто оскорбила мою мать, она спровоцировала меня на удар. Я не могла поверить, что сделала это. От ярости и отвращения к себе мне стало плохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86