ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Лучше, чтобы таких слухов не было, но если они возникнут, это тоже не смертельно.
Арнис почему-то был уверен, что дети будут вполне надежно хранить тайну. Тем более, что с ними в самом деле серьезно работали психологи.
Иногда Ильгет думала, что это все же ненормально — брать с собой на акцию детей. Даже на такую, безопасную. Хотя с другой стороны, на Квирине и вообще относятся к детям... ну не совсем как к детям. Многие эстарги — биологи, например, планетологи, спасатели — берут с собой подросших детей в патрули или в экспедиции. Это принято. И на Ярне, пожалуй, даже безопаснее в каком-то смысле. Единственное, что грозит — это встреча с сагоном, но она может случиться с любым ребенком, в любом уголке космоса, кроме, правда, самого Квирина.
В теплый сентябрьский день почти все собрались в гостиной. Дом Кейнсов постепенно превращался в излюбленное место встреч — как-то повелось с того печального Нового Года, что все привыкли собираться здесь. Ильгет сидела рядом с Иволгой и Венисом, нахохлившись над рыжеватым гладким телом гитары. Светло-коричневая Ритика растянулась у ног хозяйки. Марцелл и Ландзо тихо разговаривали у стола. Остальные — кто где, разбрелись по комнате. Арнис болтал ногой, сидя на подоконнике, и смотрел на сосновые стволы, за которыми полоскался закат, солнце вновь опускалось в море.
Запели негромко Иволгину, терранскую песню.
Эх, дороги... пыль да туман.
Холода, тревоги, да степной бурьян.
Знать не можешь доли своей,
Может, крылья сложишь посреди степей.
Арнис не участвовал в хоре. Он знал, что когда дойдут до второго куплета, до «твой дружок в бурьяне неживой лежит», половина вообще перестанет петь, а остальные будут тянуть дрожащими тихими голосами. Позорище. Лучше бы и не начинали.
А дорога дальше мчится,
Кружится, кружится.
А кругом земля дымится,
Чужая земля...
Когда допели, Иволга протянула руку за гитарой.
— Давайте спою. Новый перевод сделала.
Все повернулись к ней. Иволгины переводы — это всегда интересно. Не случайно же, пол-Коринты уже ее песни знает.
Зазвенели мрачные, тяжелые аккорды.
— Это на синтаре лучше бы вообще-то, — пояснила Иволга, — но мне вставать лень.
И она запела низким, густым голосом.
Расскажи мне, дружок,отчего вокруг засада.(9)
Отчего столько лет нашей жизни нет как нет.
От ромашек цветов пахнет ладаном из ада.
И апостол Андрей носит люгер-пистолет.
Оттого, что пока снизу ходит мирный житель.
В голове все вверх дном, а на сердце маета,
Наверху в облаках реет черный истребитель,
Весь в парче и в жемчугах с головы и до хвоста.
Арнис внимательно посмотрел на мужа Иволги. Дрон сидел вполоборота... и не сводил с Иволги глаз. Он не пел. Он и вообще никогда не пел, не умел, возможно. Только вот этот взгляд... Что для него значит Иволга? Почему они вместе? Почему сейчас он все же решился снова идти на войну?
Пожалуй, самый странный из всех. Никак не хочет открыться, не хочет быть вместе с другими... Но воюет неплохо. Как Иволга живет с ним — но ведь она его любит, это же ясно.
Кто в нем летчик-пилот, кто в нем давит на педали?
Кто вертит ему руль, кто дымит его трубой?
На пилотах чадра, мы узнаем их едва ли.
Но если честно сказать, те пилоты мы с тобой.
А на небе гроза, чистый фосфор с ангидридом.
Все хотел по любви, да в прицеле мир дотла.
Рвануть холст на груди, положить конец обидам...
Да в глазах чернота, в сердце тень его крыла.
Изыди, гордый дух! Поперхнись холодной дулей.
Все равно нам не жить, с каждым годом ты смелей.
Изловчусь под конец и стрельну последней пулей.
Выбью падаль с небес. Может, станет посветлей.
Молчали долго. Дэцин повернулся к Арнису.
— Ну вот, ребята, вам это... Это ты, Иволга, хорошо спела. И вы там тоже, на Ярне... выбейте эту падаль.
— Да уж, — проворчал Арнис, — гордый дух...
— Не в первый раз, — сказала Иволга, — всю жизнь этим и занимаемся.
— С Божьей помощью, — вставил Ландзо.
— А ты когда петь научишься, юный цхарнит? — спросила его Айэла. Анзориец смущенно пожал плечами.
— Да какой из меня певец... Ты вот лучше спой... ну, ты знаешь, что.
Айэла кивнула, взяла гитару. Недавно она выучила песню на стихи, которые написал друг Ландзо, мальчишка-анзориец... давно уже погибший. Ландзо нашел здесь переводчика, и потом из этих стихов как-то сама собой возникла песня, и вот была известна уже практически всей Коринте. Грудной волшебный чистый голос Айэлы мгновенно наполнил собою весь дом, заставил петь, отзываясь, все стены и окна, и кристаллы, и ксиоровые колонны... И тихо подхватили остальные — все уже знали эту песню.
Я строю воздушные замки,
Хрустальные города,
Живет в глубине моей памяти
Лазоревая звезда.
Над берегом океана,
Где ласковая волна,
Звезда моя всходит рано
И ярче других она.
А в свете ее печальном,
Средь зелени пышных садов,
Раскинулся город хрустальный,
Укрытый от бурь и ветров.
Ни горечи, ни обиды
Не знают в городе том,
Там каждое сердце открыто,
Распахнут приветливо дом.
Там люди улыбкой встречают
Навстречу блеснувший взгляд,
Там псы поводков не знают
И никогда не рычат.
Сквозь бездну пространства и времени
Звезда освещает путь,
А здесь ее свет — как бремя,
Как тяжесть сжимает грудь.
Несчастье мое — я строю
Воздушные города
И вечный мой крест надо мною -
Лазоревая звезда.
«Вон она, звезда», — подумал Арнис, вглядываясь в закат. Меж сосновых стволов, над постепенно гаснущим заревом, в темнеющей синеве уже вспыхнула звездочка Люцины, второй планеты Квиридана. Она всегда загорается первой.
— Как хорошо с вами, — тихо сказала Ильгет, — просто не передать, как хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
Арнис почему-то был уверен, что дети будут вполне надежно хранить тайну. Тем более, что с ними в самом деле серьезно работали психологи.
Иногда Ильгет думала, что это все же ненормально — брать с собой на акцию детей. Даже на такую, безопасную. Хотя с другой стороны, на Квирине и вообще относятся к детям... ну не совсем как к детям. Многие эстарги — биологи, например, планетологи, спасатели — берут с собой подросших детей в патрули или в экспедиции. Это принято. И на Ярне, пожалуй, даже безопаснее в каком-то смысле. Единственное, что грозит — это встреча с сагоном, но она может случиться с любым ребенком, в любом уголке космоса, кроме, правда, самого Квирина.
В теплый сентябрьский день почти все собрались в гостиной. Дом Кейнсов постепенно превращался в излюбленное место встреч — как-то повелось с того печального Нового Года, что все привыкли собираться здесь. Ильгет сидела рядом с Иволгой и Венисом, нахохлившись над рыжеватым гладким телом гитары. Светло-коричневая Ритика растянулась у ног хозяйки. Марцелл и Ландзо тихо разговаривали у стола. Остальные — кто где, разбрелись по комнате. Арнис болтал ногой, сидя на подоконнике, и смотрел на сосновые стволы, за которыми полоскался закат, солнце вновь опускалось в море.
Запели негромко Иволгину, терранскую песню.
Эх, дороги... пыль да туман.
Холода, тревоги, да степной бурьян.
Знать не можешь доли своей,
Может, крылья сложишь посреди степей.
Арнис не участвовал в хоре. Он знал, что когда дойдут до второго куплета, до «твой дружок в бурьяне неживой лежит», половина вообще перестанет петь, а остальные будут тянуть дрожащими тихими голосами. Позорище. Лучше бы и не начинали.
А дорога дальше мчится,
Кружится, кружится.
А кругом земля дымится,
Чужая земля...
Когда допели, Иволга протянула руку за гитарой.
— Давайте спою. Новый перевод сделала.
Все повернулись к ней. Иволгины переводы — это всегда интересно. Не случайно же, пол-Коринты уже ее песни знает.
Зазвенели мрачные, тяжелые аккорды.
— Это на синтаре лучше бы вообще-то, — пояснила Иволга, — но мне вставать лень.
И она запела низким, густым голосом.
Расскажи мне, дружок,отчего вокруг засада.(9)
Отчего столько лет нашей жизни нет как нет.
От ромашек цветов пахнет ладаном из ада.
И апостол Андрей носит люгер-пистолет.
Оттого, что пока снизу ходит мирный житель.
В голове все вверх дном, а на сердце маета,
Наверху в облаках реет черный истребитель,
Весь в парче и в жемчугах с головы и до хвоста.
Арнис внимательно посмотрел на мужа Иволги. Дрон сидел вполоборота... и не сводил с Иволги глаз. Он не пел. Он и вообще никогда не пел, не умел, возможно. Только вот этот взгляд... Что для него значит Иволга? Почему они вместе? Почему сейчас он все же решился снова идти на войну?
Пожалуй, самый странный из всех. Никак не хочет открыться, не хочет быть вместе с другими... Но воюет неплохо. Как Иволга живет с ним — но ведь она его любит, это же ясно.
Кто в нем летчик-пилот, кто в нем давит на педали?
Кто вертит ему руль, кто дымит его трубой?
На пилотах чадра, мы узнаем их едва ли.
Но если честно сказать, те пилоты мы с тобой.
А на небе гроза, чистый фосфор с ангидридом.
Все хотел по любви, да в прицеле мир дотла.
Рвануть холст на груди, положить конец обидам...
Да в глазах чернота, в сердце тень его крыла.
Изыди, гордый дух! Поперхнись холодной дулей.
Все равно нам не жить, с каждым годом ты смелей.
Изловчусь под конец и стрельну последней пулей.
Выбью падаль с небес. Может, станет посветлей.
Молчали долго. Дэцин повернулся к Арнису.
— Ну вот, ребята, вам это... Это ты, Иволга, хорошо спела. И вы там тоже, на Ярне... выбейте эту падаль.
— Да уж, — проворчал Арнис, — гордый дух...
— Не в первый раз, — сказала Иволга, — всю жизнь этим и занимаемся.
— С Божьей помощью, — вставил Ландзо.
— А ты когда петь научишься, юный цхарнит? — спросила его Айэла. Анзориец смущенно пожал плечами.
— Да какой из меня певец... Ты вот лучше спой... ну, ты знаешь, что.
Айэла кивнула, взяла гитару. Недавно она выучила песню на стихи, которые написал друг Ландзо, мальчишка-анзориец... давно уже погибший. Ландзо нашел здесь переводчика, и потом из этих стихов как-то сама собой возникла песня, и вот была известна уже практически всей Коринте. Грудной волшебный чистый голос Айэлы мгновенно наполнил собою весь дом, заставил петь, отзываясь, все стены и окна, и кристаллы, и ксиоровые колонны... И тихо подхватили остальные — все уже знали эту песню.
Я строю воздушные замки,
Хрустальные города,
Живет в глубине моей памяти
Лазоревая звезда.
Над берегом океана,
Где ласковая волна,
Звезда моя всходит рано
И ярче других она.
А в свете ее печальном,
Средь зелени пышных садов,
Раскинулся город хрустальный,
Укрытый от бурь и ветров.
Ни горечи, ни обиды
Не знают в городе том,
Там каждое сердце открыто,
Распахнут приветливо дом.
Там люди улыбкой встречают
Навстречу блеснувший взгляд,
Там псы поводков не знают
И никогда не рычат.
Сквозь бездну пространства и времени
Звезда освещает путь,
А здесь ее свет — как бремя,
Как тяжесть сжимает грудь.
Несчастье мое — я строю
Воздушные города
И вечный мой крест надо мною -
Лазоревая звезда.
«Вон она, звезда», — подумал Арнис, вглядываясь в закат. Меж сосновых стволов, над постепенно гаснущим заревом, в темнеющей синеве уже вспыхнула звездочка Люцины, второй планеты Квиридана. Она всегда загорается первой.
— Как хорошо с вами, — тихо сказала Ильгет, — просто не передать, как хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205