– Прекрасно, но почему вы не хотите того же для себя?
Глори нахмурилась.
– Мы же не собираемся начинать семейную жизнь до вечера понедельника.
– Не сердитесь по пустякам. – Брэм нагнулся над столом. – Я ваш муж, помните? Полагаю, я должен знать о вас все, в том числе ваши надежды, мечты, секреты, большие и маленькие… ну и так далее.
– Я не намерена открывать вам свою душу, – повысив голос, сказала Глори.
– А как могу я выучиться быть настоящим мужем, если не знаю все о своей жене?!
– Тише, пожалуйста, – зашептала Глори. – На нас уже оглядываются.
– Ну и что!
– Брэм, третьим пунктом в списке причин бракоразводных процессов являются постоянные перебранки. Мы уже ссоримся!
– Эта ссора, как вы ее называете, прекратится, как только вы скажете мне, какие такие причины настраивают вас против замужества.
Глори отодвинула тарелку в сторону, аппетит у нее пропал.
– Ну хорошо… Я единственный ребенок у своих родителей, росла я в доме, наполненном напряжением, шумными перебранками, ненавистью, крикливыми обвинениями, хлопанием дверьми, бросанием тарелок…
– Простите, Глори, – тихо сказал Брэм.
– Я до сих пор помню, как, будучи маленькой девочкой, я не одну ночь провела в туалете, затыкая уши руками и плача, плача…
Брэм через стол пожал руку Глори:
– Это было так глупо с моей стороны, Глори. Мне действительно очень жаль, что вам пришлось пройти через все это.
Глори неохотно подняла глаза на Брэма, и у нее перехватило дыхание, когда она встретилась с теплым взглядом его синих глаз.
– Вы… вы и правда сочувствуете? – спросила она недоверчиво. – Мне кажется, я это вижу в ваших глазах.
– Почему вы удивляетесь?
– Не знаю. Я никогда прежде никому не рассказывала о своем детстве.
– Если я ваш муж, то предполагается, что я ваш лучший друг. Я сочувствую, Глори, но не потому, что в данный момент играю какую-то роль. Любой нормальный мужчина без сочувствия не может представить себе такую одинокую, напуганную маленькую девочку. Я хотел бы, чтобы у вас все было иначе. Я хотел бы, чтобы у вас были такие же необыкновенные родители, как у меня.
Наступило молчание. Большая, смуглая, грубая от работы рука накрывала маленькую белую руку. Изумрудно-зеленые и сапфирово-синие глаза говорили о сострадании, возрастающем доверии, постепенном возникновении сердечного тепла.
– Еще кофе? – спросила официантка, вдруг возникшая возле стола.
Глори вздрогнула и выдернула свою руку из-под руки Брэма.
– Я не хотела вас напугать, милочка, – извинилась официантка. – Кофе?
– Нет, спасибо, – ответила Глори. Брэм тоже покачал головой, и женщина отплыла к следующему столику.
– А что было дальше с вашими родителями?
– Они до сих пор вместе, До сих пор доводят друг друга до истерики.
– Но зато теперь вы знаете, как сделать брак таким, чтобы вашему ребенку никогда не пришлось плакать в туалете.
– Да? Вы думаете, я знаю, Брэм? – Она махнула рукой. – Родители не раз говорили мне: «Вот выйдешь замуж да понюхаешь настоящей жизни – и сама начнешь устраивать скандалы. Так всегда было, и так будет». А если я буду одна…
– Мило, – сказал, нахмурившись, Брэм. – …Глори, послушайте…
– Брэм, – сказала она, похлопав его по руке, которая все еще лежала на столе, – тема для обсуждения закрыта. Мы оба надеемся получить пользу от нашего эксперимента, но лично я согласилась на эту игру только потому, что в действительности вашей женой никогда не буду. – Она помолчала. – Интересно, что здесь предлагают на десерт?
* * *
Брэм лежал на кровати и никак не мог заснуть. И каждый раз, когда он видел мысленным взором, как испуганная маленькая девочка плачет в туалете потому, что ее родители опять ругаются, сердце его сжималось.
Но стоило ему вспомнить о ее намерении никогда не выходить замуж, и его сразу охватывала безнадежная тоска..
– Да-а, старина, – пробормотал Брэм и крепко растер лицо руками, – что же теперь делать?
Он раскинул руки и закрыл глаза.
Начиная с вечера понедельника Глори Карсон будет как бы его женой, а он будет как бы ее мужем. У него впереди две недели, чтобы приглядеться к ней в роли хозяйки дома. Сегодня он осторожно наблюдал за ней и пришел к выводу, что она была естественна и искренна.
За эти две недели он обязан убедить Глори, что мужчина, постоянно болтающийся в доме, – это еще не самое плохое в жизни.
Брэм метался по кровати. Дело было в двух неделях, которые должны выглядеть как подлинная семейная жизнь; никто не приносит домой цветы и конфеты каждый вечер – так и в жизни не бывает. Самое лучшее – это просто оставаться самим собой.
Так Брэм пришел к окончательному выводу, что, наверное, он должен быть просто Брэмом Бишопом, человеком, который придет в понедельник вечером.
* * *
Глори выпила теплое молоко, сполоснула чашку, поставила ее в сушилку и направилась к кровати. Она все еще надеялась, что после теплого молока сможет заснуть.
В голове Глори продолжал звучать собственный голос, рассказывающий Брэму о детстве. Почему она это сделала? Почему все выболтала Брэму? И, что совсем уж настораживало, почему она чувствовала такое тепло, такое успокоение, когда он смотрел на нее понимающим взглядом синих глаз и говорил: «Простите, Глори»?
О'кей, что сделано, то сделано. Брэм знает о ее детстве. Хорошенькое дельце!
Но ей совсем не хотелось выглядеть претенденткой на звание Мисс Болтушка. Она бросала ему вызов, говоря, что никогда не выйдет замуж.
Предположим, что Брэм не будет покушаться на ее кредо, даже если оно покажется ему спорным, однако он может надумать сам жениться на ней, тем более что мужской эгоизм ни за что не позволит ему смириться с этим ее кредо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28