Мы с Диманом бросились в разные стороны, обегая дом, чтобы поймать Женьку, в какую бы сторону он не побежал.

@@@

Когда мне было 16 лет, я не мог спокойно воспринимать тот факт, что я абсолютно нормален. Что я, как и десятки миллионов моих сограждан, физически здоров. Что в моей психике не наблюдается никаких патологических нарушений. Что я не живу под мостом, и прилично одет. На самом деле меня просто бесила мысль о том, что я нормален. Что я – обычный, стандартный подросток, проживающий нормальную, спокойную, довольно сытую жизнь. Более того, меня раздражало и то, что я живу в благополучной семье, что я ем столько раз в день, сколько мне этого захочется. Что мои родители могут позволить оплатить услуги репетиторов, чтобы я нормально подготовился к вступительным экзаменам. Меня бесил и сам факт поступления в университет.
Вообще, я был довольно раздражительным, замкнутым и конфликтным. Таким, впрочем, и остался до сих пор. Несмотря на то, что очень многие знакомые мне люди считают меня гиперобщительным. Имеющим сотни друзей по всему миру. Ну и все такое.
Какой я на самом деле – неизвестно до сих пор. Единственное, в чем я абсолютно уверен, так это в факте своего инопланетного происхождения.
Одна знакомая девушка как-то сказала, что не может представить меня взрослым. А уж тем более – старым.
Если честно, то я и сам не могу себе этого вообразить. А когда мне было 16, – я даже не хотел, просто физически не мог об этом думать. Стандартная схема успешной жизненной программы-минимум («детсад – школа – университет – хорошая работа – семья – карьера – дети – пенсия – внуки») до сих пор вызывает у меня приступы зубной боли и немотивированной агрессии.
Когда мне было 16, я выглядел, пожалуй, еще хуже, чем Кобейн перед смертью: неровно постриженные волосы, то и дело меняющие цвет; невероятная бледность; ошеломляющая худоба. Моя мама называла меня «сбежавший из Освенцима». Она силой стаскивала с меня джинсы всякий раз, когда хотела их постирать. Раз в полгода ей это удавалось.
В общем, в среде ульяновских психотерапевтов я был довольно известным и желаемым пациентом. Мне нравились сеансы психотерапии. Не потому, что со мной там делали что-то особенное. Мне нравился сам факт того, что я могу наговорить всякой чуши взрослому человеку, а тот даже не посмеет пискнуть, не дослушав до конца.
Впрочем, я уже говорил, что среди друзей считался порядочной сволочью.
Моя неудовлетворенность миром выражалась неадекватным поведением. Я вел себя так, как будто мне было на все насрать. Впрочем, так оно и было на самом-то деле. Это сейчас я чуть-чуть научился политкорректности. Научился прятать за милой улыбкой все, что я на самом деле чувствую. Тогда я еще не умел так.
Типичный пример моей неадекватности проявился вечером того самого дня, когда Торин на всех парах уносился от разъяренного отца.
Весь смысл конфликта Ториных сводился к Женькину раздолбайскому отношению ко всему и вся. В том числе, и к деньгам. Женька за две недели просто-напросто просадил в интернете примерно полторы отцовских месячных зарплаты. Или что-то около того. Ну и как водится, до последнего момента не признавался ни в чем. Пока не пришло уведомление о том, что скоро им отключат телефон.
В общем, Женьку мы спасли, спрятавшись в кустах (опять эти кусты!!!) за школьной баскетбольной площадкой. Единогласно было решено напиться в хлам, таким образом еще раз выразив протест родительскому деспотизму.
К счастью, у Женьки с собой было достаточное количество денег, чтобы исполнить задуманное. Это спасло нас от необходимости в очередной раз напрягаться, придумывая еще один ловкий способ разжиться алкоголем и сигаретами. Несколько раз, когда у нас не было ни копейки, мы умудрялись стащить что-нибудь из многочисленных торговых палаток, отвлекая продавцов занудными расспросами о какой-нибудь фигне.
Сегодня все сложилось по-другому. Почти как у взрослых.
Сотни тысяч родителей в нашей стране ежегодно совершают одну и ту же ошибку, едва только их чадо впервые раззявит рот, чтобы истеричным криком заявить всему миру о своем рождении. Малыш еще не успевает доехать до родительского дома, а каждый более или менее близкий родственник уже умудряется составить для него жизненный план на ближайшие лет пятьдесят. И отклонение на полшага влево-вправо от генеральной линии воспринимается чуть ли не как личное оскорбление.
У каждого из этих бесчисленных великанов, наклоняющихся к тебе, чтобы потискать или дать конфетку, есть собственное мнение о том, кем ты должен быть в этой жизни, в каком вузе учиться, в каком возрасте и на ком именно жениться.
Не знаю, сколько конкретно времени прошло с момента, когда я начал понимать смысл того, что мне говорят эти великаны, и до того самого дня, когда я осознал, что моя жизнь – только моя, и научился мысленно посылать кого угодно ко всем чертям. Но за тот короткий промежуток времени я услышал не меньше ста самых разнообразных и невероятных сценариев собственной жизни, каждый из которых непременно содержал в себе ту минуту, когда я обязательно должен был стать самым-самым-самым… До сих пор не могу взять в толк, почему отдуваться за все несбывшиеся мечты своих многочисленных родственничков должен именно я?!! Мое положение, к тому же, усугубляется тем, что в своем поколении я – самый старший. Это, типа, накладывает на меня дополнительную ответственность. Какого хрена? Мне не то, что дополнительной, мне обязательной-то уже чересчур…
Диман настоял на том, чтобы мы пили портвейн. Причина проста – денег было либо на одну бутылку водки с закуской, либо на две портвейна, но без еды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33